Сборник документов, относящихся к убийству Императора Николая II и его семьи

Заканчивая настоящий очерк, являющийся сводкой бесед с отдельными товарищами, принимавшими то или иное участие в событиях, связанных с семьей бывшего царя, а также принимавшими активное участие в ее расстреле и уничтожении трупов, мы уверены, что товарищи, у которых имеются более обширные сведения о пребывании в Тобольске и на Урале Романовых и о той контр-революционной работе, которая велась вокруг них, дадут нам возможность эти материалы использовать и тем самым еще глубже загнать осиновый кол в могилу русского самодержавия.

П. Быков.

№17

Р. СЛОВЦОВ

КРАСНЫЙ ТЕРРОР [ 35 ]

Проф. В. Н. Сперанский выпустил на французском языке книгу об Екатеринбургской трагедии [ 36 ]. Она озаглавлена “Дом специального назначения”. Так, как известно, именовался на официальном большевистском языке особняк Ипатьева, где в ночь на 17 июля 1918 года была убита царская семья. В. Н. Сперанский видел этот дом через шесть лет после этой ужасной ночи — весной 1924 года. Двойной высокий забор, ограждавший дом, давно был снят и пошел на топливо. Самый особняк потерял свое “специальное назначение”. В нем жил с семьей важный советский сановник — глава местного “собеза”. “Не стоять же пустым такому прекрасному дому при нынешнем жилищном кризисе!” — ответил автору книги один из “совдеповцев” на его вопрос, как можно жить там, и еще с детьми.

“Сначала, может быть, было неприятно, а потом привыкли!”

Но в городе сохранялись воспоминания о страшном преступлении, были живы люди, знавшие убийц, кое-кто из стражи царской семьи, их родственники, соседи Ипатьевского дома. Проф. Сперанский постарался собрать у этих прямых или косвенных свидетелей их показания. Задача нелегкая. Профессор читал в Екатеринбурге публичные лекции, был заподозрен в контрреволюции, и общение с ним вызывало подозрения. Однако с целым рядом интересовавших его людей проф. Сперанскому удалось говорить, и эти разговоры составляют значительную часть его книги.

В них, кроме несомненно ценного фактического материала, есть и обычная большевистская искренняя и неискренняя словесность, хорошо знакомая всем русским, жившим под большевиками. Вытравлять ее из текста “свидетельских показаний” было, конечно, трудно, да и для иностранных читателей книги эти большевистские и антибольшевистские суждения, связанные с Екатеринбургским убийством, представляют, конечно, интерес.

Автору книги удалось проникнуть и в Ипатьевскую усадьбу. Небольшой узкий двор, вымощенный черными плитами, отделяет дом от конюшен и сараев. Задней своей частью дом выходит в узкий сад, с довольно жалкой растительностью. Пирамидальная ель высится одиноко среди нескольких тополей, лип и кустов сирени. В сад выходит маленькая терраса, но вид на город закрывал от царской семьи высокий забор. В сад проникала густая городская пыль с не поливавшихся уже в то время улиц.

Инженер и богатый коммерсант Ипатьев выстроил дом для себя, и по внешнему виду и внутренней отделке этот одноэтажный особняк был одним из лучших в городе. Окна в двух комнатах закрывали решетки художественной работы, и, может быть, именно эти решетки определили выбор дома для царственных узников.

Проф. Сперанский не мог войти в жилые комнаты, но благодаря одному из служащих совета он видел место страшной бойни — комнату подвального этажа, оставшуюся запертой. “Она напоминает погреб, объемом не более 50 куб. метров. В сыром полумраке комната казалась очень узкой. Я думал о том, что в течение нескольких ужасных минут здесь находилось одиннадцать жертв и одиннадцать палачей. Дым должен был быть густым и непроницаемым. В этой удушливой атмосфере убийцы, конечно, потеряли голову, обезумели и продолжали стрелять и колоть штыками уже мертвые тела”. На полу и через шесть лет сохранились пятна крови. На стенах остались следы пуль с кое-где приставшими пушинками. Горничная Анна Демидова в ужасе старалась укрыться от выстрелов за подушки, принесенные с собой. Окрашенный кровью пух пристал к пуле. На обоях можно было видеть и следы окровавленных рук.

Проф. Сперанский беседовал с двумя из караульных, охранявших царскую семью. Это — рабочие бывшей фабрики братьев Злоказовых, прельстившиеся, как и остальные их товарищи, хорошим вознаграждением и легкой работой. Им интересно и даже лестно было стеречь низложенного царя, чувствовать себя своего рода господами над вчерашним владыкой России и его семьей. Один из стражников жалел, что он участвовал в этой “проклятой охране”, другой, менее чувствительный, охотно рассказал проф. Сперанскому о днях, проведенных в Ипатьевском доме. Царь дважды беседовал с ним, держал себя просто и говорил о войне и деревенских работах. В доме, мало, в сущности, приспособленном для большой семьи и многолюдной охраны, караул жил в тесном соседстве с узниками, и по отношению к великим княжнам караульные позволяли себе и нескромное любопытство, и непристойные слова. Однажды великая княжна Мария Николаевна, самая живая и смелая из сестер, резко отчитала более упорного из безобразников.