И, не выдержав, он стал ругаться и обложил человека из ГПУ последними словами. Савва был уверен, что после такого доктор выставит Опалина и запретит впредь его пускать — Бергман, как всем отлично было известно, не одобрял бранных выражений, да еще в таком количестве. Но, к удивлению служителя, доктор даже не стал делать взвинченному юнцу замечания.
— Простите, я… Мне надо идти.
У Опалина даже вылетело из головы, что он собирался попросить Бергмана об услуге, он вспомнил только на обратном пути. Но вовсе не это сейчас мучило его. "Что я наделал… Не стоило полагаться на других. Надо было предупредить ее… Как же я виноват!"
Он приехал на Лубянку и долго дожидался, когда его пропустят, но от него не укрылось, что Данкер встретил его с некоторым удивлением.
— Что, тебе уже передали? Оперативно… Представляешь, насчет убийцы Колоскова ты оказался прав. Мы его задержали…
— Когда? — вскрикнул Опалин.
— Да только что буквально. Час или полтора назад.
— А поторопиться не могли? Он вчера дочь Колоскова застрелил…
— Ваня, если ты думаешь, что это было так легко — разбираться с воспитанниками детдома, которых десятки, и искать их, а они черт знает где обретаются, и даже не обязательно в Москве… — Человек из ГПУ почувствовал, что начал оправдываться, а раз оправдывается, значит, виноват. — Ты не волнуйся, мы с ним разберемся. От наказания он не уйдет…
— Кто он такой? — спросил Опалин.
— Его зовут Андрей Ключик. Он действительно извозчик, но работает в конторе, которая занимается перевозкой мебели… Так что ты почти угадал. Пошли…
Он привел Ивана в один из кабинетов, где его подчиненный допрашивал молодого брюнета с высоким лбом и большими печальными глазами. Ключик мало походил на извозчика, скорее на служащего или даже студента: одежда чистая, обувь в полном порядке, одет не в толстовку, а в рубашку. Он казался застенчивым, скромным и безобидным, как улитка, и только присмотревшись, можно было заметить, что руки у него большие и сильные и с мускулатурой явно все в порядке. Подходя ближе, Опалин услышал, как подчиненный Данкера спрашивает у задержанного, знаком ли тот с неким капитаном Малинником.
— Боюсь, что нет, — ответил Ключик извиняющимся тоном. — Никогда не слышал.
Тут нервы у Опалина не выдержали.
— Ты за что Машу убил, скотина? — крикнул он.
Человек, который вел допрос, изумленно поднял голову и взглядом спросил у Данкера, как отнестись к столь вопиющему нарушению его прерогатив. Ключик повернулся в сторону Опалина, смерил его взглядом — и совершенно неожиданно хихикнул.
— За что? — переспросил он, гримасничая. — А за то, что она их съела. Родных моих съела… Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей… Семеро нас было — мы попали в детдом, когда наши родители умерли от тифа. Семеро, слышишь? Один я остался!
— Это все из-за Колоскова? — крикнул Опалин. — Он воровал еду?
— Да, воровал! И продавал! Но больше всего доставалось его детям! Все лучшее должно было принадлежать им, а нам — ничего! Нам запрещали играть с ними! Добрые люди присылали нам игрушки, но до нас ничего не доходило. Потому что детям Колоскова все было нужнее! — Говоря, Ключик возвысил голос, глаза его сверкали, в них стояли слезы. — И им всегда было мало! Мы бы прожили без игрушек, черт с ними! Но без еды не проживешь! Без еды можно только умереть…
Он скорчился на стуле и снова забормотал: "Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей… Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей…"
— Однако ты же выжил, — хмуро сказал Данкер. Ключик живо обернулся к нему.
— Да! Я — выжил! Потому что я самый младший, мне немного было нужно… Я кору жрал! Корни! Я не хотел умирать, понимаете? А вокруг меня все умирали. И в отчетности писали, что виновата дизентерия! Корь! Коклюш! А не голод! Колосков сотни, тысячи нас переморил, пока его не убрали куда-то…
— И за это ты закопал его? — спросил Опалин. Руки его сами собой сжимались в кулаки. — Живьем в землю?
— А что ж мне было делать? — совершенно искренне изумился Ключик. — Говорят же: бога нет! Значит, и справедливости тоже нет… Если ты ее не восстановишь. Никто, кроме меня, не мог этим заняться! Никто!
Видавшие виды сотрудники ГПУ смотрели на него, разинув рты.
— Он отнял у меня все и всех отнял, — горько продолжал Ключик. — Я остался один, один! Хорошо хоть, лошади меня любили, нашел кое-какую работу… Спал при конюшне. Я сначала не собирался никого убивать, — добавил он почти жалобно, — но как-то вышло, что мы перевозили мебель бывшего завхоза… Он тоже хорошо воровал, меньше, конечно, чем Колосков, но тот ему многое позволял… Мы умирали, а ему дела не было! Я подумал: зачем ему жить? Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей умерли, почему же он должен жить? Это неправильно. Несправедливо! И я его убил. Это оказалось так просто! И я понял, что мне нужно. Всех их найти и отправить к моим. Вот как будет справедливо! Отыскать их было не так просто, но я не терял надежды. И точно — встретил как-то одного из наших…
— В смысле, бывшего детдомовца? — перебил его Данкер.