"Никто не знает, что было потом, — сказал Халлгерд. — Пасорот не пришел на следующий бой, и на следующий тоже. Он вышел только на четвертый поединок. Мена тоже появилась в ложе, и больной она уже не выглядела. Наоборот, она улыбалась, а на лице у нее был легкий румянец".
"Они сделали это?" — закричал Ксиомара.
"Не знаю пикантных подробностей, но после поединка слуги тринадцать часов снимали доспехи с Пасорота, настолько они затвердили от смеси, которую в них добавил Тарен".
"Я не понимаю, так значит, он не снимал доспехов, когда они… э-э… но как же тогда?"
"Я же сказал, — ответил Халлгерд. — Это история о человеке, который в доспехах был гораздо проворнее, чем без них".
"Вот это мастерство", — сказал Гараз.
Слава Боэтии
Взгляни на лицо Боэтии и подивись. Подними свои руки, если хочешь удостоиться взгляда и благословения Боэтии. Знай, что битва — это благословение. Знай, что смерть — это вероятность. Знай, что ты лишь прах пред очами Боэтии.
Слава и забвение: Среди айлейдских руин (Александр Хетрард)
Приехав в приорат Готтлесфонт, что стоит на Золотой дороге между Скинградом и Имперским городом, я решил позволить себе отвлечься и совершить краткое путешествие к величественным руинам Сейататара, что значит "Тень отчих лесов" на языке древних айлейдов. Проведя много часов на дороге среди заросших боярышником пригорков, я застыл на месте при виде пяти белоснежных колонн, поднимавшихся из нефритово-зеленых холмов, чтобы слиться в V-образные арки, украшенные изящными капителями, возвышающимися над изумрудным лесом. Это зрелище навело меня на мысли об утраченной славе прошлого и прискорбной судьбе цивилизации, которая оставила после себя лишь эти осколки костей, торчащие из зеленого кургана забвения.
Среди чащи я обнаружил вход, ведущий в центральный купол великого подземного храма, посвященного Магнусу, богу Зрения, Света и Озарения. Растрескавшиеся белые стены поблескивали холодным голубым светом, источаемым померкнувшими со временем магическими бассейнами.
Мраморные скамьи главной площади окружали высокие колонны и тонкие арки, поддерживающие высокий купол. Расходясь от центрального острова, величественные мосты пересекали тихие пруды, позволяя пройти в коридоры за колоннами, откуда широкие сводчатые галереи и прозрачные каналы вели в темноту. В прудах отражались обрушившиеся стены, упавшие колонны и буйные корни с плетьми ползучих растений, разросшиеся в полусвете магических фонтанов.
Древние айлейды признавали не те четыре элемента, что знает современная натуральная философия — землю, воду, воздух и огонь, а четыре элемента религии высоких эльфов — землю, воду, воздух и свет. Они полагали огонь слабой и искаженной формой света, который айлейдские философы отождествляли с первичными магическими принципами. Именно поэтому их древние подземные храмы всегда были освещены лампами, шарами, магическими бассейнами и фонтанами.
Смотря на эти древние, потускневшие, но все еще действующие водоемы, я предался размышлениям о давно умерших айлейдских архитекторах. Глядя на гладкую, как стекло, поверхность бассейнов, я мог видеть глубоко внизу медленную пульсацию то затухающих, то разгорающихся велкиндских камней.
Исследователей этих руин подстерегают хитроумные смертельно опасные механизмы, разработанные айлейдами, чтобы препятствовать тем, кто осмелится вторгнуться в их подземные убежища. Какая ирония! Через столько лет эти устройства все еще стоят начеку, готовые уничтожить тех, кто хочет всего лишь полюбоваться работой айлейдов. Ведь совершенно ясно… что эти устройства были созданы напрасно. Они не защитили айлейдов от их истинных врагов, которыми оказались не рабы, что восстали и сбросили жестоких хозяев, и не дикари, что узнали секреты магического и военного мастерства айлейдов. Нет, их главным врагом была высокомерная гордость за их достижения, их чопорная уверенность в том, что их империя вечна. Именно это обрекло их на поражение и забвение.
Сладкая жизнь (Запудренная-Сахаром)
Раз за разом чешу я свой мех, доводя его до зеркального блеска. Мои губы подкрашены алым цветом — как и когти. Кровавым цветом — как киноварь. Ярким, как свежая рана. А глаза мои подведены чёрной краской.
Столько криков, когда выхожу из дома каждым вечером! Их так много, таких страстных. Они вожделеют испробовать моих сахарных сластей, тщатся первыми снять пенку с моих сливок. Но я просто иду вперёд, балансируя подносом на голове и почти не глядя по сторонам.