«Обычно они раньше утра никого не отпускают. Вздрали тебя как следует? Чего молчишь? Рассказывай, как по-топтали тебя…» Я молчала, ошеломленная. Я не могла ожидать такого разговора от Лизы. Хотя мы и были с ней знакомы еще совсем немного, но мне казалось, что любая девушка, попавшая в мое положение, будет вызывать сочувствие у кого угодно. Но не у Лизы. Это меня сломило окончательно. Такого я не ожидала, и тем это было мучитель-нее. А Лиза продолжала: «А как ты думала, с тобой следовало поступать? Приехала молодая, здоровая, можно сказать, нетронутая. Такими только и пользоваться. Испохабить такую девчушку — это же первое удовольствие. Но теперь уж ты не гордись. Теперь уж ты не такая, как была прежде. Теперь ты уж полная сучка. Грязную девку из тебя сделали. Это точно. Уж я то знаю. Эти ребята хорошо работают. Не стой теперь — иди ко мне».
Я машинально сделала несколько шагов вперед.
«Так, покажи теперь, чему тебя научили. Лижи давай» — и с этими словами Лиза откинула подол своего халата.
Что я могла? Что я должна была сделать? Что сказать?
Я растерялась, была подавлена всем происшедшим. Поэтому, прошу не судить меня строго, но я покорно опустилась на колени перед Лизиной кроватью и послушно, как пай-девочка, начала лизать ее вздрагивающую промежность. Делать это мне было уже привычно после прошедший ночи, и под конец я даже вновь пол-учила удовольствие.
Когда Лиза меня отпустила от себя, разжав ляжки, которыми стискивала мое лицо, она объяснила мне что произошло. Эти ребята и девицы — ее старые знакомые из соседнего с лагерем поселка. И часто она служит для них наводчицей — поставляет им на утеху таких вот молоденьких дурочек вроде меня. А когда они сделают с девушкой все что пожелают, то ставшая покорной девушка плача от стыда прибегает к Лизе, и та ломает ее окончательно, делая своей послушной рабыней. Сколько таких вот как я уже служили этой похотливой толстой девке — Лизе…
Главное во всем этом было добиться того, чтобы жертва сама получала наслаждение. Тогда она верно служила. Так случилось и со мной. Расчет Лизы оказался верным и относительно меня.
До конца смены я была ее верной подругой. Вылизывала ее, сосала внизу, пила ее сок. Мыла ей по вечерам ноги толстые крепкие ноги поварихи, а потом целовала их и вытирала своими волосами. Стирала за ней белье, и даже покорно сносила оплеухи своей новой хозяйки. Ведь за непослушание Лиза могла вновь подставить меня своим знакомым, отдать им еще раз, или просто разгласить о моих приключениях по лагерю, среди знакомых. Я боялась и того и другого. Одним словом, Лиза прожила отлично до конца лета. Самое странное, что теперь я иногда думаю, что и я — тоже.
Сагуль Клара
Мужья и любовники
В моих руках был конверт, врученный мне женой. Сквозь просвечивающую поверхность я видел листок, исписанный снизу доверху мелким, бисерным почерком.
Жена прошла в спальню и затихла там, а я отправился в гостиную, и прежде чем распечатать конверт, долго вертел его в руках, размышляя о происходящем. Итак, думал я, необходимо сориентироваться в происшедшем и определить к нему свое отношение… Моя жена Марта, которую я знаю многие годы, завела себе любовника, пока я был в больнице после автомобильной аварии. А если выражаться более точно ее завел в качестве любовницы наш новый сосед по лестничной площадке.
Это еще не все. Его зовут Эвальд, он коммерсант. Кроме того я знаю со слов жены о том, что он, этот загадочный Эвальд обладает непонятным магнетизмом и в силу этого способен завораживать женщин, превращать их в послушных рабынь.
Во всяком случае, именно это и произошло с Мартой, женщиной, которую я знал многие годы… Она стала в считанные недели совершенно непохожа на себя. Она позволяет обращаться с собой как со шлюхой, позволяет издеваться над собой, пороть себя ремнем, услужливо выбривает себе промежность, носит в заднем проходе толстый искусственный член специально для того, чтобы расшириться и стать более доступной сзади для своего любовника. Кроме того, она спокойно и с видимым наслаждением рассказывает все это мне — своему мужу. А поскольку чувства у нее явно не атрофировались, например, чувство стыда и способность осознавать позорность и унизительность своего положения, остается только быть уверенным в том, что все происходящее доставляет ей какое-то новое, неведомое ей дотоле наслаждение.
Вот и сейчас она лежит в нашей спальне, вернувшись от своего жестокого и изобретательного любовника. Что-то он еще новое придумал… Она молчит, уверенная в том, что я и сейчас не буду возражать против ее похождений. Но и действительно, что я могу ей сказать, если ей самой нравиться ее положение?
Сказать ей, что она шлюха? Но она прекрасно знает это, и именно это и доставляет ей главное наслаждение.