Я пришел на оргию с Барбарой, которая работала бухгалтером на фабрике. Кроме того, она писала беллетристику и мечтала забеременеть. Барбара раз прочитала мне отрывки, которые меня не заинтересовали, и, надо отдать ей должное, она это быстро поняла и читать перестала. За всю свою активную жизнь она никогда не предохранялась и ни разу не забеременела. Сначала это ее радовало, но постепенно стало угнетать. Хотелось продлить род и вкусить тяготы материнства. Но врачи ее не обнадеживали, что-то где-то заклинило. Так что Барбаре оставалось заниматься исключительно наслаждением. Когда я заехал за ней, она предложила мне вывязать галстук помоднее, и умело это сделала, и даже меня научила. И все-то она знала и умела! Когда впервые предлагаешь своей подружке присоединиться к оргии, возникает ощущение, будто совершаешь непоправимое. Но когда я впервые пригласил Барбару, оказалось, что она уже бывала на оргиях не раз.
Она то и дело строила из себя либеральную женщину, которая во всем, кроме пизды и грудей, якобы равна мужчине. Еще бы — она ведь, как мужчина, не беременела.
Барбара сама подходила к мужчинам знакомиться, а когда ее тут же тащили в постель, она не сопротивлялась, но все-таки чувствовала себя оскорбленной.
Она не позволяла открывать перед собой дверь, открывала сама. Делала вид, что хочет платить за себя в ресторане, но быстро уступала моему предложению заплатить за нее.
Устроители одной из первых оргий, на которых мы побывали, брали за вход 60 долларов, и я предложил Барбаре заплатить половину в силу нашего якобы равенства. Она отказалась, заявив, что всегда может попасть на любую оргию бесплатно, будучи женщиной, которых всегда на оргиях не хватает, и с которых денег не берут, если они являются одни.
— Если хочешь туда попасть, то плати ты, — сказала она мне.
— Я хочу ровно столько же, сколько и ты.
— Если не хочешь платить, то я уйду.
— Прекрасно, — сказал я, — я тоже уйду.
И мы ушли. В тот вечер мы совокуплялись в одиночестве, предварительно пообедав в ресторане, за что я заплатил те же 60. С тех пор я сдался и платил за то, что ебал не ее, а других, ибо без спутницы мужчину на оргии не пускали. Я себя успокоил, что лучше заплатить за вход и ебать много женщин, чем платить столько же за ресторан и ебать одну Барбару. Так и быть, пусть она получает удовольствие задарма — раз уж судьба так благосклонна к женщинам, в особенности после того, как мужчины изобрели для них противозачаточные таблетки.
Часть гостей блуждала по дому, часть устроилась в одной из гостиных, ведя добропорядочные разговоры. Меня подмывало нежничать, прикоснуться то к одной, то к другой, ибо они мне чувствовались вот-вот родными. Но все сидели чинные, одетые, целомудренные. Незаметно пары стали исчезать и через некоторое время возвращаться: женщины — со слизанной помадой, мужчины — с покрасневшими от помады губами.
Барбара заговорила с мужчиной, и они удалились в какую-то спальню. Я пожелал ей счастья, а она — мне.
Я завязал общение с женой дантиста, который вживил ей искусственные белоснежные зубы вместо естественных, но желтых. Этой исповедью она невзначай поддержала разговор, широко улыбаясь и демонстрируя прекрасную работу мужа. Я тут же предложил, вслед за зубами, вживить в нее мой член.
Она восприняла это с энтузиазмом. Первый оргазм в начинающейся оргии, как первая любовь в жизни.
Чуть гости оказываются в спальне, сразу начинают раздеваться, кто медленно, кто нетерпеливо быстро. Мужчины, снимающие брюки, смешны, а женщины притягательны, что бы и как бы они с себя ни снимали. Снятую одежду укладывают у стен кучками. Эти кучки можно было истолковать как испражнения иудейско-христианско-мусульманской морали.
Мы провели прекрасные полчаса в спальне, где трудились, пыхтя и повизгивая, еще две пары, до обидного не обращая на нас внимания.
Я предложил дантистке вернуться в гостиную голыми, чтобы не терять времени на одевание и опять раздевание с другими возлюбленными.
Дантистка со своей женской интуицией заупрямилась, но я ее все-таки уговорил. Когда мы явились голые в гостиную — все осуждающе на нас посмотрели, и она не выдержала и пошла одеться. Я же продолжал геройствовать голым.
Был, конечно, соблазн, поддаться общественному влиянию одетых, но фигура была у меня красивая, член стоял хорошо, стесняться мне было нечего, и я прощеголял весь вечер голым. Больше меня в этот дом не приглашали. За нарушение оргиевого этикета.
Предчувствуя это, я старался проникнуть как можно в больше количество имеющихся в наличии, а также в распоряжении женщин. Женщина на оргии видится без фальшивых тайн и романтических прикрытий, четко, резко, в фокусе реального своего назначения, ибо здесь у женщины — максимальная разрешающая способность.