Сборник короткой прозы Дмитрия Санина

— Слушай, Залепищев, — огромный прокуренный рыжеусый капитан, принимавший заявление, поморщился; его серые цепкие глаза тускло блестели, как лезвие давно находящегося в службе ножа. Капитан смотрел исподлобья, сердито жуя незажжённую сигарету, от которой едко шибало дешёвым табаком. — Если б я собственными ушами не слышал… в лицо сказал бы любому, что таких феерических идиотов не бывает! — он раздражённо захлопнул тяжёлой красной ладонью мятую картонную папку с заявлениями.

«И этот тоже завидует!» — в смятении понял Залепищев. — «За что же?! За что на меня такие страшные испытания?!!»

И тогда Залепищев сделал то, что единственно оставалось в его незавидном положении.

Он вдруг неудержимо стал завидовать — самому себе, каким он был два часа назад; тому не знающему преград, недостижимому счастливцу.

И сразу же следом, автоматически, возненавидел объект зависти. Как и положено по теории.

Не помогли ему ни деньги, которые отчим, напуганный душевным состоянием пасынка, в тот же вечер снова дал ему; равно как не помогли ни лечение, ни финансовая карьера, ни достигнутый успех. Зависть и ненависть к себе так и душили Залепищева всю оставшуюся жизнь, с виду вполне благополучную и преуспевающую.

— — — — — — -

Ложь–60.

— Мама, ты — проститутка! — сообщил восьмилетний Колька и отпихнул тарелку. Он ненавидел гороховый суп.

На кухне наступила тишина. Потом с грохотом упала кастрюля — это мама уронила.

— Так… — отец спокойно отложил ложку. — Ты, Николай, конечно, ещё не знаешь, что это такое. Но выдрать тебя придётся — просто, чтобы научился думать впредь, что родителям говоришь.

Он встал и потянулся к ремню. Отец у Кольки военный, ремень у него всегда поблизости. Пока он только грозил — но сейчас, похоже, был настроен серьёзно.

— Мальчик в школе набрался слов, сам не понимает, — лепетала мама, хватая огромного отца за руки, закрывая Кольку собой. — Ну, Вася, ну перестань…

— Пусть башкой учится думать! — делал грозные глаза отец, пытаясь прорваться к Кольке. — Пусти!

Верный признак неправоты, между прочим — когда на слова отвечают силой…

— Я знаю, что такое проститутка, — неожиданно громко и отчётливо сказал Колька из–за спины матери. Он стоял, скрестив руки на груди. — Я всё знаю. Проститутка — это нехорошая, аморальная женщина, которая занимается сексом за деньги. Так вот, наша мама — проститутка.

Родители замерли. У мамы на лице проступили веснушки.

— Коленька, глупый, что ты такое говоришь…

— Я не глупый. Я всё про вас знаю — хоть вы и пытались меня обмануть. Вы мне всё время лгали. Лгали, лгали, лгали… — Колька говорил ясно и отчётливо, как будто щелбаны раздавал. Именно так и должна звучать правда. — Лгали про деда Мороза. Лгали, что Вольфа отдали в дом для престарелых собак. А ведь Вольфа убили — «усыпили», как вы выражаетесь! Лгали, когда говорили, что детей приносит аист. На самом деле дети рождаются от секса; а сексом занимаются голые проститутки, — он с ненавистью выделил слово «проститутки», — за деньги. Отец тебе за секс отдаёт зарплату — потому что ты проститутка.

Мама стояла, ничего не понимая.

— Коля…

— Так… — решительно отодвинул её отец.

Колька попятился.

— И про тебя всё знаю! — смело крикнул он в лицо отцу, стоя на пороге и готовый дать стрекача. — Ты — никакой не защитник Родины, а каратель! Я всё знаю про твои командировки… Хороша семейка! Я–то вас любил! Я–то верил, что вы — лучшие на свете, а вы — лгали!.. Ненавижу!!!

Отец вдруг отбросил ремень. Он сжал руки в кулаки, огромные и красные. Потом разжал ладони, торопливо присел, ища глазами Колькины глаза, попытался ухватить его за руки, но Колька отскочил:

— Не смей трогать, в суд подам!

— Да кто тебе такой чепухи наговорил?!

— Дядя Альфред! И ничего это не чепуха — а правда! — голос Кольки сипел от ненависти. — Он нас учит честности! Он порядочный человек, всю правду о жизни рассказывает, ничего не таит — не то, что вы со своей ложью! Он ещё многому обещал научить. У него много конфет и жевачек; ему их не жалко — не то, что вам! И фильмы про голых обещал мне показать — он честный, не ханжа, он не прячет кассеты с голыми в шкафу, как вы!

— Альфред Вениаминович?.. — переспросила бледная мама.

Тут карие глаза отца стали бешеными, он бросился на Кольку. Колька пулей вылетел с кухни и спрятался в комнате. Он затаился под столом и, задыхаясь, ждал расправы. Дядя Альфред учит ребят, что страдать за правду — благо…

Но отец прогрохотал мимо Колькиной комнаты. Страшно хлопнула входная дверь, полетели лохмотья побелки с потолка.