Сборник короткой прозы Дмитрия Санина

А по телевизору, тем временем, хлёстко выступил знаменитый режиссёр С.: он тоже возмущённо клеймил режимы Рауля Кастро и Лукашенко, притом в удивительно похожих выражениях.

— Сейчас возьмём пробу, — пригасил интеллигентный свет в глазах доктор, поднимаясь из–за стола. – Снимайте брюки, вставайте на тахту, на четвереньки… Вот так, на локти…

Иванов вдруг с ужасом осознал, что сейчас должно произойти… Ноги мгновенно стали ватными.

О, боже! Он много раз слышал об этом, хихикал над анекдотиками – но чтобы с ним, прямо сейчас?! Нет!!!

Доктор терпеливо ждал.

С робкой надеждой в голосе Иванов спросил:

— Доктор, а можно как–нибудь по–другому? Ну, кровь из вены… Если это вопрос денег…

— К сожалению, по–другому никак, — мягко улыбнулся доктор. – Вы не беспокойтесь, ничего страшного…

Иванов в тоскливом ужасе повиновался, и медленно, ослабевшими ногами, полез на тахту, как на эшафот. Чуть не плача, зажмурясь, он ждал — словно удара топора.

— Не напрягайтесь, — посоветовал доктор.

Иванов зажмурился ещё крепче.

— Вот Вы говорите – кризис. Только и слышно со всех сторон: «кризис», «кризис», – успокоительно философствовал доктор. — Какой ещё кризис? Кризис — он, главным образом, в головах… Не надо бояться кризиса – незримая рука рынка расставит всё по своим местам…

И доктор ловко натянул на руку перчатку, обильно намазанную вазелином.

«Незримая рука рынка…» — в панике повторял про себя Иванов, как древнее заклинание. – «Незримая рука рынка… Незримая рука рынкА–А–А–А!..»

— — — — — — —

Живая книга джунглей.

Чёрная, горячая, влажная ночь медленно отступила.

— Вижу солнце!.. — протяжно выкрикнул из далёкой выси Орёл.

Душные джунгли, задыхающиеся от горячей утренней бани, огласились торжественными хорами птиц. Птицы на разные голоса обсуждали восход. На верхних ветках ликовали: подул ветерок, видно чистое голубое небо и краешек солнца, хватает свежего воздуха… Птицы пониже торопливо подпевали. Каждая птица радостно пела вокруг себя, чтобы слышали подальше, изредка прислушиваясь к соседкам и к самым верхним. Весёлый гомон стоял до небес. Иногда птицы ненадолго отвлекались, улетая быстренько склевать пару–тройку червяков и гусениц — и скорее вернуться к своему любимому пению. Не пропустить бы нового!

Песен были миллионы. Восемь лучших песен были о восходе солнца. Девятая лучшая — о том, взойдёт ли солнце снова. Десятая лучшая песня напоминала всем, что автор песни номер три — как всегда, идиот и дятел, и сейчас опять Начнётся. Девяносто пять процентов остальных песен, уникальных и неповторимых, были о том же самом. Оставшиеся пять процентов – безнадёжно терялись в песнях о главном.

Гвалт всё усиливался.

— Не взойдёт! Ах! Вдруг не взойдёт! — тяжело переживали самые грустные.

— Идиот! Дятел! Начнётся! Нагадить ему на красную шапочку! — иногда врезались отдельные злые трели.

Но в подавляющем большинстве птицы самозабвенно и радостно передавали друг дружке весть:

— Солнце взошло! Солнце взошло! Солнце взошло! — хотя с восхода прошло уже часа два, и небо давно было затянуто горячей хмарью…

К обеду небо налилось фиолетовым мраком. Оглушительно и резко грохнуло, совсем рядом. Все испуганно замолчали, и в наступившей тишине, среди угрожающе приближающегося тяжёлого шума, далеко разнеслось счастливое карканье попугая:

— Я пр–редупреждал, пр–редупреждал, пр–редупреждал!

Попугай от счастья завис на ветке вверх лапами.

Лирохвосточка, из верхних, немедленно сложила красивую песнь, как ей страшно и как она не хочет Этого. Многие подхватили жалобными чистыми голосами. Но подавляющее большинство теперь демонически хохотало, ликуя:

— Вот дура! Он предупреждал! Он предупреждал! Он предупреждал! Вот дура!

— Сами вы дуры! — обиделась Лирохвосточка, и стала сгонять со своей ветки всех, кто назвал её дурой. Она топорщила крылышки, её сердечко отчаянно стучало: так горько разочаровываться в приличных птицах…

— Дуро! Дуро! Дуро! — слышалось с соседних веток. — Тупая Лирохвосточка — в Тёплых Пёрышках! Гламурное дуро!

Лирохвосточка немедленно с гордостью оглядела свои нарядные и уютные тёплые пёрышки. Ну разумеется, они все завидовали…

Стало совсем темно. И началось… Вспыхнули одновременно десятки ломаных молний, над джунглями встал непрерывный грохот. Налетевший шквал вывалил тонны воды, согнул деревья. Свежести он не принёс — казалось, вода льётся на раскалённую плиту, и взлетает обратно душным горячим паром. Горячий ветер рвал джунгли в клочья. Задержавшегося в высоте Орла швырнуло о торчащий из джунглей утёс. Нахохлившиеся птицы жались к стволам, отчаянно цеплялись когтями за ветви. Им было очень, очень страшно…

Но вскоре ливень прекратился. Посветлело. Гром укатился в мутную даль. Птицы отряхивались.

— Орла убило! – первой запела Лирохвосточка — печальным, красивым голоском.

— Орёл погиб! — засвистели вокруг. — Как жаль! Что мы будем делать?!

— Орёл был дрянью, дрянью, дрянью! – со злобным наслаждением вывел кто–то.

— Ах! Уходи прочь! – в гневе погнала его Лирохвосточка со своей ветки. — Как можно петь такие противные гадости?