Сборник лауреатов премии Владимира Набокова. Том 3

Как наркоман, подсевший на иглу,
подсела на поэзию и гласно
играю в эту смелую игру,
хотя она не менее опасна.

Затягивает в омут языка,

берёт в полон, как чары Бонапарта.
От ломки – то ли бунт, то ли тоска
пугает, как кармическая карта.

Тропой Морфея ходит по ночам

по закоулкам сна и сновидений
и раздирает, во весь глас крича,
утробу мозга нерождённый гений,

не ведающий, что отныне строфы,

стократным эхом в небе отзываясь,
вернутся наземь, где стоят голгофы,
куда крест будет несть не озираясь.

3

Оксане Шимановской (Семенюк)

Стихи мои поют без нот,
по слуху, наугад, на ощупь…
Из сердца жизнь их достаёт
и устилает – словно роща
листвой в осенний солнцепад
уставшую от родов землю —
мою судьбу… Локрийский лад[2]
щемит в словах… Их звукам внемлю…

А может, им дано поднять

такие атомные взрывы,
что дух безверья двинет вспять,
вскрывая Вечности нарывы?!
А может, им дано мести
конюшни авгиевы – души,
чистилищем стать для земли,
вбирая глупость вездесущих?..

И среди тысяч грешных тел

на ощупь, наугад, по слуху —
пока мой стих не омертвел —
я прислоняюсь к жизни ухом,
глазами, сердцем, жилой, нервом…
Лишь в запредельной вышине
в моём свиданье с Богом первом
отдамся Вечной тишине.

Тель-Авивские вариации

1

Люблю тебя, мой Тель-Авив!
Гулять по улочкам пустым,
Когда в душе любви прилив,
И перезревших чувств отлив,
И шторм в подкожной бухте…

Люблю ночной твой мягкий бриз,

Прохладу в дом несущий,
Плеск тихий волн и кипарис,
Уснувший в лоне лунных риз,
Закутанный, как в юхте.

Люблю прибой, толкущий брег,

В лицо – плевки солёных волн —
Скитальцев моря, как абрек,
Неустрашимых, их набег
На пирс, разлёт на кнехте…
Валентина Бендерская

Мой Тель-Авив, уже родной!

Трепещет сердце в платье,
Когда лечу к cебе – домой,
В шум окунаюсь с головой —
Он день и ночь на вахте!

2. Улица Буграшов

К морю шагаю по линии Буграшов.
Пятидесятый размер —
Шорты на мне, наизнанку шов
Майки в полоску… Сер,

Вида невнятного и неопрятного —

Брусчатый гобелен…
Да неприглядна для глаза залётного
Старость потёртых стен.

А я шагаю свободно, и дорог мне

В меру горбатый наст,
Ставни из прошлого, прошлая жизнь в окне —
Невозвратимый пласт…

Тянутся к небу, собою любуются,

Чтя городской кряж,
Новые башни, держа фасон улицы,
Носом уткнувшейся в пляж.

Видные домики – чистые, гладкие,

Только совсем другой
Стиль оголяется: нищий загадками
И, к сожаленью, немой…

Масада