Сборник "Лазарь и Вера"

Оставшись одна — Марк и Александр Наумович отправились к бунам, Мария Евгеньевна в противоположную сторону — Инесса села, обхватила руками колени, лицо ее было обращено к океану, холодный, стеклянный блеск в глазах делал его безжизненным, как у слепых. Она сидела, потому что не могла ни стоять, ни бежать — ноги ослабли, обмякли, не слушались ее, словно из них вынули кости... «Нет, — думала она, — нет, нет, нет...» Но ей вспомнилось, как он посмотрел на нее уходя... И каким скрыто-возбужденным был весь вечер... Он так хотел, так ждал этого дня, этой встречи, какие-то туманные надежды были у него, как и все слабые люди, он верил — кто-то со стороны придет, подскажет, подтолкнет в направлении, до которого сам не додумался... Этого не случилось — наоборот... Зачем она привезла его сюда?.. Ведь он упирался, не хотел ехать... «Господи, спаси его... — твердила она, твердила не как бессмысленную скороговорку, а вкладывая значение в каждое слово — кажется, впервые в жизни. — Господи, спаси его... Господи...»

«Как я могла не разглядеть этого психопата... — думала Мария Евгеньевна, торопливо, крупно шагая вдоль кромки набегающей на берег воды. — Типичный, законченный психопат... Сконцентрирован на себе, на своей идее-фикс... Живет рефлексиями, себя мучит и всех вокруг... Неумение вести себя адекватно обстоятельствам, вписаться в них — и отсюда вечная враждебность я и мира... Надо было не растравлять его душу разговорами, не дразнить, а беседовать о какой-нибудь нейтральной ерунде... Все мы делаемся неврастениками, если пытаемся думать, понять, что с нами произошло, что впереди...»

— Илья-а-а!.. — крикнула она несколько раз, сложив ладони рупором. — Илья-а-а!.. — Голос ее терялся и глохнул среди океанской шири, так ей казалось, хотя кричала она, изо всех сил напрягая связки. На нее смотрели с любопытством те, кто находился поближе, но с места никто не тронулся, океан, огромный и равнодушный, был безответен. Откуда-то взявшаяся тучка наползла на луну, стало темно.

Александр Наумович и Марк добежали до буна, того самого, за которым исчезла фигура Ильи, когда они с Александром Наумовичем расстались.

— Что же делать, Марк? Что можно предпринять?.. — говорил Александр Наумович. — Неужели Илья мог... Но тогда — где же, где он?..

«Не надо было сюда ехать... — металось у него в голове. — И было ведь, было у меня предчувствие... Скверное предчувствие... (Никакого предчувствия у Александра Наумовича не было, он вообще не относился к тем людям, кто придает значение каким-либо предчувствиям, но сейчас ему представлялось, что оно было, было...) Не надо было ехать... Не надо было встречаться с Марком... Не надо было делать так, чтобы там, в России, не оказалось места для Ильи... Но откуда же я знал, когда молился на Сахарова, на Солженицына, что все кончится вот этим — этим вечером, этим берегом, этой водой...»

— Он вдруг увидел перед собой колышущееся в воде тело, рыбешек, проплывающих над ним пугливой стайкой. — «Не может быть... Не может быть...» — говорил он себе. Ему показалось вдруг, что все, все, что было у него позади, было грандиозной ложью, обманом, в котором он сам так глупо и безизвинительно принимал участие.

— Что делать?.. — Марк сбросил майку, сбросил свои широкие, как юбка, шорты и остался в белых, плотно сидевших на его бедрах подобиях плавок. — Пойду, взгляну... Вдруг он решил нырнуть, прыгнул сверху и расшиб голову... Так бывает...

Бурно, с плеском, с брызгами, взметнувшимися облаком, кинулся он в воду и поплыл вокруг бетонной, выдвинутой в океан глыбы. Плыл он красиво, сильными, нечастыми гребками бросая тело вперед.