Сборник "Лазарь и Вера"

Трудно поверить, но факт есть факт: почти всю огромную страну, где он родился и жил, Александр Наумович изъездил, излетал, исходил — из конца в конец, будь то научные конференции или симпозиумы, дружеские гостевания или туристические маршруты с рюкзаком за плечами. И потому скупые, хитроумно-увертливые газетные сообщения с места событий казались ему вымокшими в крови, а сквозь равнодушную скороговорку радиодикторов слышались ему предсмертные хрипы и стоны. И он больше не мог писать и думать о том, чем отличается стих Северянина от стиха Гумилева, или о том, почему Бальмонт чаще использует мужскую рифму, а Сологуб женскую. То есть нежно любимый Александром Наумовичем «серебряный век» полетел — хотя бы на время — в тартарары. Но начал Александр Наумович, как и положено порядочному ученому, с себя. Так поступали создатели различных вакцин, спасительных для человечества: вначале испытывали их действие на себе.

Отчего, — задумался он вначале, — о Палестине говорят: «наша историческая родина»?.. Ведь слово «родина» обозначает место, где ты родился. А я, да и все мы, родились в России, в Советском Союзе, стало быть это и есть моя, наша родина. Что же до Палестины, то, если уж быть точным, это родина наших предков, причем — отдаленных, и о ней, населенной нашими предками три тысячи лет назад, следует говорить: «родина наших отдаленных предков». В свою очередь мы, то есть наши еще более отдаленные предки, пришли в эту страну из Египта, отвоевали ее у племен, которые не имеют никакого отношения к нынешним арабам, однако и арабы считают эту землю своей исторической родиной... Но если быть последовательными и посмотреть, где находилась когда-то «историческая родина» у славян и германцев, у болгар и венгров, у хазар и варягов, у норманнов и татар, то придется немедленно заняться возрождением Золотой Орды и Хазарского каганата, империи Петра Великого и Казанского ханства, Московского княжества и Мавританского королевства... Но разве не этим как раз и занимаются те, кто ищет и находит поводы убивать друг друга?.. Люди дают замутить свои головы, разжечь кровь, им кажется, что враг идет на врага , хотя на самом-то деле — брат идет на брата...

Об этом и была написана книга, по мнению Александра Наумовича столь своевременная и необходимая, что он полагал — ее удастся издать немедленно. И рукопись в самом деле читали, пожимали Александру Наумовичу руку, поздравляли с прекрасной, исполненной гуманнейших мыслей книгой, но издавать?.. С этим не торопились. Ни евреи, ни русские, ни православные, ни католики, ни мусульмане, ни иудеи, ни потомки хазар, ни потомки гуннов, ни в Старом, ни — уже теперь — в Новом свете. Александр Наумович никак не мог взять в толк — почему. И время шло, кровь обагряла планету то здесь, то там, одни люди делали оружие, другие его продавали, третьи пускали в ход, эти ложились в землю, те подсчитывали барыши, а ему было нечем заплатить за издание, и он только тем и занимался, что правил отдельные фразы, переписывал отдельные листочки — эту свою книгу он любил больше всего, что было написано им прежде, так мать особенно горько и нежно любит свое самое невезучее, неудачливое дитя...

16

Он и теперь довольно долго просидел над рукописью, кое-что перечитывая, кое-что переделывая, но при всем этом ни на минуту не забывая о Фреде. И под конец его, как говорится, осенило... Что, если он возьмет кота из госпиталя, не дожидаясь возвращения Фила?.. Это сэкономит кучу денег!.. Правда, при этом понадобится уплатить пятьсот долларов... Но пятьсот — не тысяча, тем более, что у него еще осталось восемьдесят два доллара, значит, нужно добавить к ним всего четыреста восемнадцать... Эти деньги можно занять... Занять, перехватить... На две-три недели, пока вернется Фил... Слава богу, есть у кого...

Он закрыл голубую папку, завязал тесемки, снова спрятал ее в дорожную сумку, на самое дно. «Все люди — братья», — крутилось у него в голове, когда он обдумывал, кому позвонить первому. Он решил, что позвонит Регине. Первый и единственный раз обратится к ней с просьбой. Может быть, это даже будет ей приятно. «Я всем вам обязана, всем!.. — сказала она, когда они оказались на кухне — в тот вечер обмывали ее кандидатскую. — И знаете, о чем я мечтаю?.. Чтобы вы когда-нибудь о чем-нибудь меня попросили... Я для вас сделаю всё-всё!.. А пока нас никто не видит, дайте я вас поцелую!..» И Александр Наумович снял очки и впервые так близко увидел ее глаза — голубые, сияющие, похожие на пронизанные солнцем льдинки...

Регина была способной студенткой, ее диссертацию, посвященную поэзии Мирры Лохвицкой, на ученом совете сочли незаурядным явлением. К тому же она сама писала стихи, одно из них было посвящено ему, Учителю с большой буквы... Он звонил ей в первый день по приезде в Нью-Йорк, она тут же продиктовала свой адрес, взяла с него слово, что он приедет...