Сборник материалов Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

Адвокат т. С.К. Казначеев, также признавая чудовищность преступлений, совершенных подсудимым Рецлавом, говорит:

— Нельзя забывать, что Рецлав служил в той бандитской армии, где чувство человечности расценивалось, как слабость, а разнузданность и изуверство, как заслуга. Нельзя забывать, что основные преступления совершались им по приказам и директивам фашистских заправил. Нет меры тяжести преступлений, совершенных Рецлавом. Но, учитывая те моменты, о которых я только что говорил, а именно, что Рецлав выполнял изуверские приказы своего начальства, что он долгие годы подвергался сам фашистской обработке, что теперь он осознал содеянное и в нем произошел психологический перелом, я полагаю возможной просьбу о сохранении ему жизни.

Защитник Буланова адвокат т. Н.П. Белов, признавая гнусность преступлений, которые совершил изменник Родины Буланов, просит суд учесть его молодость и его раскаяние.

* * *

После прений сторон председательствующий предоставляет последнее слово подсудимому Лангхельд.

Лангхельд. — Высокий суд, я ничего не имею добавить к своим показаниям. Я избивал русских военнопленных. По моим указаниям они расстреливались. По моим указаниям арестовывалось гражданское население, которое впоследствии расстреливалось. Я прошу принять во внимание, что не один я таков. Такова вся германская армия. Не один я творил зверства. Я не хочу как-либо преуменьшить свою вину. Хочу лишь указать, что глубокие причины всех зверств и преступлений немцев в России нужно искать в германском правительстве. Гитлеровский режим сумел подавить благородные чувства германского народа и воспитать у него низменные инстинкты. Это производилось как путем пропаганды, так и актами массового террора.

Особенно это нашло свое развитие в германской армии во время войны. Можно вспомнить слова германского поэта: «Это проклятие зла, которое в свою очередь порождает зло». Это зло, повторяю, показало себя особенно в настоящую воину. Это зло дало себя знать в приказах в указаниях высших германских военных инстанции. Противоречить этим указаниям или их не выполнять, это означало приговорить себя самого к смерти. Я также был жертвой этих приказов и указаний.

Прошу принять это во внимание. Прошу также принять во внимание мой преклонный возраст, а также то, что я как на предварительном следствии, так и на суде рассказал всю правду.

Председатель. — Садитесь, подсудимый Лангхельд. Подсудимый Риц, вам предоставляется последнее слово.

Риц. — Господа судьи, судебное следствие приходит к концу, и вы предоставили мне возможность сказать свое последнее слово. Я хочу, однако, со всей ясностью открыто заявить о моем отношении ко всему происходившему здесь. Я хочу, чтобы вы вынесли впечатление от моих показаний, данных как на предварительном следствии, так и на суде, и убедились, что я всегда открыто говорил обо всем, желая полностью, раскрыть картину совершенных преступлений. Как раньше, так и в настоящий момент, я не намерен преуменьшать степень своего соучастия в преступлениях. Зверство остается зверством. Я повторяю, что не хочу ни в какой мере преуменьшать свое участие в этом. Я хочу, однако, чтобы вы не вынесли такого впечатления, что я совершал убийства и зверства потому, что я получал от этого какое-то удовольствие или имел какое-то удовлетворение. Дело не в этом. Дело в том, что я действовал по приказу. Дело во всей приказной системе германской армии, заставившей меня выполнять те или иные действия. Выслушав речь господина прокурора, я хочу просить суд, чтобы он принял во внимание старый принцип римского права — преступления под принуждением. Поверьте мне, что если бы я не выполнял приказ, то меня бы судил германский военный суд и приговорил к смерти, ибо совершенно ясно, что гитлеровская система направлена не только против чужих народов, но и против своего народа, если среди него найдутся такие лица, которые сопротивляются выполнению приказов.