Сборник научной фантастики. Выпуск 36

Ниночка Епишина, ровесница Евгении Егоровны, собиралась сразу после работы на вечеринку к друзьям. Она пришла на службу нарядная, с красивой прической, и сотрудницы не преминули отметить, что Ниночка прекрасно выглядит и ей очень к лицу новое платье. Уже с пяти часов Ниночка нервничала и то и дело поглядывала то в зеркало, то на часы. Женщины улыбались потихоньку, и Евгения Егоровна тоже радовалась за Ниночку, ощущая в то же время раздвоенность мысли: с одной стороны, сочувствовала Ниночке, понимая ее волнение, с другой – знала, что вечер пройдет прекрасно и очень скоро Ниночка выйдет замуж… "Вот бы сказать ей сейчас, – думала Евгения Егоровна. – То-то было бы радости!" Но почему-то решила, что говорить нельзя. Все должно идти естественным путем. И вот в последний момент, когда все начали складывать бумаги, собираясь расходиться, – Игорь Антонович, взглянув на Ниночку, в последний раз оглядывающую себя в зеркало, сказал с холодной улыбкой:

– И все-то у вас на уме тряпочки-бантики-гуляночки. Лучше бы о работе подумали.

Ниночка вспыхнула, потом побледнела, опустила руки, – и стояла так несколько минут, растерянно глядя на Игоря Антоновича. А тот, словно не заметив произведенного его словами эффекта, спокойно взял портфель и, попрощавшись с сотрудницами, вышел из отдела. Евгения Егоровна, забыв о Ниночке, вышла следом за ним. Ее интересовало сейчас одно – возможность вместе с Игорем Антоновичем дойти до остановки троллейбуса. Жаль только, что ехать им разными маршрутами…

А теперь Евгения Егоровна размышляла об этом случае, ища оправданий своему кумиру. В самом деле, Ниночка не бог весть какой работник, так что Игорь Антонович, безусловно, прав. Но зачем было говорить в такой момент? Впрочем, он ведь не знал, что дело не в вечеринке самой по себе. И все-таки…

Задумавшись, Евгения Егоровна проехала свою остановку, вышла на следующей и в результате опоздала на пять минут, за что и получила выговор от начальника. "Ну вот, – с огорчением думала Евгения Егоровна, раскладывая на столе таблицы, – теперь он подумает, что и я работник вроде Ниночки". Но тут же успокоила себя воспоминанием: за то время, что Игорь Антонович работал в их отделе, Женечка Минаева трижды получала благодарности.

Но что-то изменилось с этого дня. Евгения Егоровна стала замечать, что Игоря Антоновича недолюбливают не только в отделе, но и во всем бюро отношение к нему прохладное, – несмотря на то, что дело свое он знал прекрасно, и собственно, кроме работы, ничто в жизни его не интересовало. Но… Иногда он слишком резко обрывал разговоры в отделе, иногда слишком категорично приказывал сделать то-то и то-то, хотя надобности в подобной категоричности не было; и что-то проскальзывало в его словах, интонациях… Евгения Егоровна боялась назвать словом, что именно.

Как-то в коридоре до Евгении Егоровны донеслись слова, брошенные вслед Игорю Антоновичу:

– Растет изо всех сил!

И ее словно ударили по лицу.

Но ведь она слышала это и в прежней жизни?… То есть в теперешней… то есть… Ну, неважно. В общем, знала, что Игорь Антонович действительно растет изо всех сил, резво отпихивая локтями все, что мешает его росту. Знала, но… оправдывала. Ей всегда казалось, что лишь зависть – причина плохого отношения к ее начальнику. И не только в молодости, но и позже, много лет спустя, она была все так же уверена в вечной и постоянной правоте Игоря Антоновича. Почему же теперь – только теперь – она поняла, что это стремление выдвинуться, вырваться вперед отнюдь не безобидно в той форме, какую оно приняло у Игоря Антоновича?

Она не верила своему открытию. Ей все еще казалось, что она" слишком строго судит этого человека – судит с высоты жизненного опыта, вложенного в теперешнее молодое существо, что мысли Евгении Егоровны мешают Женечке видеть мир просто. Игорь Антонович по-прежнему – как и тридцать лет назад – не замечал ее, и Евгения Егоровна полагала, что в ней просто бунтует оскорбленное самолюбие. Так прошло около месяца.

Заканчивался обеденный перерыв, и сотрудницы уже сидели на рабочих местах, слушая рассказ Анны Николаевны об очередной проказе ее любимицы, кошки Софьи Львовны. Анна Николаевна – одинокая пожилая женщина – считала свою кошку гением животного мира и могла говорить о ней без конца. А поскольку рассказывать она умела, слушали ее с удовольствием, прерывая лишь взрывами хохота. В момент очередного всплеска веселья вошел Игорь Антонович и, выслушав заключительную фразу рассказа Анны Николаевны, сказал:

– Это все ерунда. Вот я вам сам скажу про кошек. Кошки – они, знаете ли, очень разные бывают. Иной раз такая идиотка уродится… Хотя, конечно, – перебил сам себя Игорь Антонович, – для любого кошковладельца его зверь – самый умный.

И уткнулся в бумаги.

А в отделе наступила гробовая тишина.