В «Вольности» дихотомия: законная власть и попирающие закон («Но вечный выше вас закон»). Отклик на «К Чадаеву»: «Напишут наши имена» – «Поносит ваши имена».
Замена архитектурной метафоры («обломки» – Бастилии) природной <я: и это природное может развратить> институцией. Постоянная оглядка на П[ушки]на, которая приобретает здесь важное значение.
«Самовластье» – это деспотизм (фр.).
«Нет, карлик мой…» (1850?)
Перекличка с эпизодом из «Р[услана] и Людм[илы]», где карла пытается соблазнить Людмилу – у Тютчева эту роль выполняет Святая Русь. Цитир[овани]е Т[ютче]вым П[ушкин]а: 1) «св[ободная] стихия, сказал бы наш поэт родной» – полемически 2) слабые сигналы – вставляются, и с ними начинается работа.
«Цицерон» («Оратор римский говорил…») (1829 или 30?[77]
).По Тютчеву в истории важны тектонические сдвиги, все остальное скучно и не важно. Ни одно событие
Тема – конец вел[икой] языч[еской] эпохи – обычна. Осложнение – кровавой звездой.
У Т[ютчева] речь о закате не респ[ублики], как у Цицерона, а о закате Римской цивилизации, культуры.
Только тогда начинается настоящий пир, когда минуты роковые.
Живущий не пьет из чаши бессмертия; он жив, но общается.
<Мой вопрос>: Зачем I часть? И без нее со слов «Счастлив» (или «Блажен») всё ясно.
Зачем я сообщаю эту деталь? Приведу еще пример. ВВ, рассказывая мне об одном периоде в жизни Жирмунского, обмолвился: «Тогда он много писал. В это время он жил с машинисткой N». Мне инф[орма]ция про маш[инист]ку показалась лишней. Но я ошибся. Н. И. Толстой, к[ото]рый, в отличие от меня, с ВВ не только беседовал, но и выпивал, объяснил, что ВВ говорил что-то про бесплатную перепечатку, которую теперь имел В. М.
Приведу еще один пример: библиографический (рассказал про К. Д. Муратову). Слухи о Чехове. Мы не знаем, что понадобится буд[уще]му иссл[едовател]ю. Биб[лиогра]ф д[олжен] работать на вечность. Упаковщик Масанов… «Скифы» Брюсова. Интерпретация б[иблиогра]фа и к[омментато]ра предполагает отбор! От ком[ментато]ра же требуется сугубый объективизм. Э. Ил[ларионов]на Худошина права. Д[олжен] б[ыть] библиографический] свод. Но – и только. Не надо отбивать хлеб у авторов статей.
Необходимо поставить вопрос, сообщить все, что знаем и чего не знаем. «А решают, – как сказал классик, – пусть присяжные заседатели». Как и библиограф, к[омментато]р должен спрятать в карман свои амбиции. Предоставить интерпретатору поле – если угодно, поле боя – и бежать, «бросив щит, творя обеты и молитвы». Параллель с прозектором хороша. Вопросы объема ком[ментари]я оставляем в стороне. <Я… про это не сказал> Предлагаю отсчет теории ком[ментари]я начать с сегодняшнего дня.
Ком[ментато]р и текстолог глубоко погружается в текст и не должен скрывать проблем, к[ото]рые открываются перед ним.
Вечером беседы с Сашей Белоусовым о Сталине, Жукове, войне. «Рокоссовский – лучший полководец отеч[ественной] войны». С Чумаковым о его посадке, о засед[ании] в Саратове в янв[аре] 1944 г., где о Тынянове говорили Эйх[енбау]м, Гуковский, Бялый. Как Гук[овски]й пригласил, и Ю. Н. [Чумаков] и еще неск[оль]ко приходили к нему в г[остини]цу, и он говорил с ними о л[итерату]ре.