Сборник памяти

Рассказывал о своих учителях. Много говорил о Шахматове, его взглядах на роль индивидуального почина в развитии языка – это меня тогда очень занимало в связи с идеями Фосслера – Шпитцера (говорили и о них). Рассказывал, как Шахматов писал ему рекомендацию для получения пайка.

Рассказал, потемнев лицом, как умер Шахматов: надорвался, перетаскивая в двадцатом году при переезде на пятый этаж свою огромную библиотеку.

Из коллег по Государственному институту истории искусств рассказывал о Б. М. Энгельгардте, Б. В. Томашевском, Ю. Н. Тынянове, В. М. Жирмунском, Б. И. Казанском, Г. А. Гуковском.

Выписываю несколько высказываний В. В. из моих записей его лекций.

«Сейчас стало модным открывать новые тексты, приписывая их Салтыкову-Щедрину, Белинскому, Герцену, хотя произведения эти им принадлежать никак не могут. Считать их написанными этими писателями можно лишь тогда, когда это дозарезу нужно автору. Спрос, жажда на новые произведения великих писателей рождает недобросовестное предложение» (2 апреля 1958 г.).

«Есть два метода придумывания за Пушкина. Метод первый – объективно-неосмысленный. Этим занимался Илья Александрович Шляпкин. Щёголев метко назвал его реконструкции ненаписанными стихами Пушкина. Метод второй – что текстолог при изучении черновиков наталкивается на те же ассоциации, что и поэт. Так считает Сергей Михайлович Бонди. Но они остаются все же ассоциациями Бонди. Он таки присочинил кое-что к Пушкину» (из спецкурса 1957/58 годов. «Язык художественной литературы»).

Во всякой культуре существуют мифы, имеющие косвенное отношение к реальности и лишь частично с нею пересекающиеся. В новой русской культуре это прежде всего мифы Пушкина и Гоголя; взаимоотношение столь мифогенных фигур породило, натурально, новый миф. Пафос нескольких лекций В. В. был – разрушенье этого мифа. «Есть литературные легенды, которые, включаясь в историю литературы, становятся на пути правильной картины закономерностей развития литературных стилей. Такой является легенда о тесном литературном общении Пушкина с Гоголем и о щедрых жертвах Пушкина в области сюжетов.

Всё, что можно найти по вопросу о литературных и личных отношениях между Пушкиным и Гоголем в трудах наших литературоведов от Кулиша, Шенрока до Искоза-Долинина и проф. В. В. Гиппиуса, носит легендарно-беллетристический характер. В утверждении и романтическом оформлении этой легенды, автором которой являлся сам Гоголь, решающее значение принадлежит, несомненно, С. Т. Аксакову, хотя отчасти тут замешан и Жуковский. Главную роль здесь играл мотив переданного «священного знамени». Вся эта история очень возвышенна, но чрезвычайно сомнительна».

Легенда в лекциях разбиралась подробно, с привлечением всех доступных свидетельств, и подробно же дискредитировалась.

Вспомнить можно многое. Даем ли мы, нынешние профессора, хотя бы малую часть того, что давали нам? И являемся ли хоть в самой малой степени примером того горенья, которым пылали они?

(Время, оставшееся с нами. Вып. 3. Филологический факультет в 1955–1960 гг.: Воспоминания выпускников. М., 2006.)

Из «Заметок дилетанта» [93]

Три источника и три составные части, как сказал бы вождь советской идеологии и всего советского строя: страх, потворство низменным инстинктам и безграничная ложь в государственном масштабе. При существенности первого и третьего, главное, конечно, второе. Все большевистские лозунги потому имели успех, что открыто апеллировали к самому темному, подавляемому, мутному: грабь награбленное, я – пролетарий (и поэтому лучше прочих), всеобщее равенство – пусть бездельники и идиоты получают столько же, сколько таланты.

В медицине и гигиене необходимо новое понятие – категория абсолютного здоровья. У человека может быть язва, артрит, приступы астмы, но всю жизнь он может выдерживать перегрузки, которые и не снились «практически здоровому». У не обладающего высоким уровнем АЗ как будто ничего не болит, но он всегда вял, и в шестьдесят – дряхлый старец; имеющий высокий уровень АЗ до конца бодр. Он может заболеть гриппом. Но он этого не почувствует и узнает о своих 39⁰ совершенно случайно, когда внимательная жена, которой чем-то не понравились его глаза, сунула ему градусник, а на утро он уже здоров, была кратковременная немощь сильного человека. А если он рано умер – ну что ж, у него просто оказалось хрупкое железное здоровье. АЗ – это нервы, верблюжья выносливость, неисчерпаемый ресурс энергии, темперамент, сила. Это состояние души.

После «железное здоровье» было вписано: «Как у Юлия Цезаря, сочетавшего «необыкновенную неутомимость с телесной немощью», как у Переплеткина, бившего двадцатифутовым молотом за полдня до смерти». И позже еще добавлено карандашом: «как у Высоцкого, писавшего свои песни на другой день после русской пьяной ночи».