Сборник произведений

Последний пример нашей зависимости от других выставляет нас в еще менее выгодном свете. Как показывает Сартр, другие вызывают у нас столько же неприятия, сколько приязни. По этой причине мы часто предпочитаем отталкивать людей, а не взаимодействовать с ними. Тем не менее другие могут помочь справиться с жизненными трудностями, ведь не только люди нас пугают и тревожат. Свобода ужасает нас так же, как и манит, отсутствие смысла тревожит настолько же, насколько пугает перспектива его обретения, и мы боимся жизни не меньше, чем смерти. Поэтому Сартр называет человеческую жизнь «тщетным стремлением»[159] и утверждает, что стандартная реакция на экзистенциальную тревогу[160] есть «бегство».[161]

Сартр использует термин «дурная вера», то есть непреднамеренный самообман, для описания разнообразных попыток убежать от неприятных аспектов человеческого бытия. Интересно, что отношения с другими людьми выступают одновременно и как средство, и как причина создания «проектов дурной веры»[162].

Сартр заявляет, что из-за глубоко коренящейся тревоги, которую вызывает у людей необходимость взаимодействия друг с другом, честные и обоюдовыгодные межличностные отношения (он называет такие отношения «аутентичными») если и возможны, то встречаются крайне редко. Напротив, многие никогда не видят в других ничего, кроме объектов, или используют других, чтобы избежать ответственности, позволив им объективировать себя «по способу бытия вещи».[163] Эта тенденция (пытаться существовать либо только как субъект, либо как объект, но не как субъект и объект одновременно) приводит Сартра к выводу, что садомазохизм — далеко не аномалия и большинство человеческих отношений по своему характеру садомазохистичны.[164]

На примере Хауса мы наблюдаем и человеческую склонность к самообману, и способ, которым садист избегает подлинных отношений с другими. «Дурная вера» непременно включает отрицание как защитный механизм, в частности отрицание каких-то проблем или аспектов собственного положения. По Сартру, «дурная вера» — это «ложь самому себе»,[165] целью которой является бегство. Хаус, вместо того чтобы признать свою наркозависимость и безразличие к людям, бежит от ответственности, принимает роль жертвы и использует свой физический недостаток как оправдание и викодиновой наркомании, и сволочизма.

Вероятно, из-за своей травмы и пережитой личной потери Хаус сопротивляется близким отношениям и отталкивает любого, кто вторгается в его личное пространство. Как сартровский садист, что в глубине души боится уязвимости, неизбежной при аутентичных взаимоотношениях, Хаус отвергает их, «делая из другого объект».[166] В то время как для подлинного контакта необходимо, чтобы человек признавал и уважал свободу других и глубину своей связи с ними, Хаус создает иллюзию абсолютной независимости, рассматривая других как «формы, которые проходят по улице» и действуя, как если бы он «был один в мире».[167] Кроме того, Хаус являет собой прекрасную иллюстрацию садиста, не только яро отстаивающего свою безопасность и объективирующего ради нее других, но и получающего не меньшее удовлетворение от ощущения их зависимости от него.[168]

Обожествляя себя (что Сартр считает «фундаментальным проектом», затаенным желанием практически любого человека), Хаус, как и любой другой садист, легко пренебрегает причиняющими неудобство требованиями равноправия. Не составляет труда понять, почему он предпочитает объективировать других, вместо того чтобы выстраивать с ними отношения. Кто бы захотел признать себя депрессивным наркоманом, не приспособленным к общественной жизни гением, страдающим хроническими болями и обреченным на пожизненную инвалидность?

Одна комната — один ад

И обстановка, и посыл эпизода «Один день — одна комната» разительно напоминают черную комедию Сартра «За запертой дверью». Пьеса, действие которой происходит в аду, демонстрирует глубину взаимозависимости людей и остроту тревоги и неприязни, которые они могут друг у друга вызывать. Кроме того, в пьесе хорошо заметны проявления садомазохистских наклонностей, которые, как утверждает Сартр, присущи всем нам. История начинается с прибытия в ад некоего Гарсана. Гарсан, оказавшийся в преисподней после расстрела за дезертирство, к своему удивлению обнаруживает, что ад — это не бесконечная камера пыток, а безвкусно и бедно меблированная комната. Но, конечно же, без истязаний не обойтись. Адом главного героя становятся две женщины, Инес и Эстель. До конца пьесы мы будем наблюдать, как мастерски Сартр изображает это «сожительство втроем», где никто ни с кем не спит и каждый страдает.