Сборник произведений

Преодолевая — по «гвоздям» на мостовой — перекресток, Александр Петрович подумал, что, если взять направо, а потом свернуть еще направо, через три дома и будет № 66, в котором помещается последняя уцелевшая в эмиграции политическая, как будто, организация.

Где же искать совета, как не там?

И Александр Петрович повернул направо.

20. «Труд и Собственность»

Активистский Союз „Труд и Собственность», за исключением аксиомарной ненависти к большевикам, не обладал никакой четкой политической программой. И даже наоборот: считал таковую вредной, потому что она естественно должна была ограничить число его возможных членов. «Свалим коммунистов, а там видно будет», — обычно отвечали его пропагандисты на упреки навязчивых догматиков, и благодаря этой всеобещающей неопределенности в мирно пасущееся, на не слишком щедрой травке иностранных субсидий, политическое стадо свое включали и мечтавших о коллективных — церковно-приходских — тракторах и кооперативных яслях для сельскохозяйственных тружениц почти социалистических овец, и все еще не забывших о родовой Захудаевке с многоколонным домом и двумя десятинами отборной антоновки — крепко монархических козлищ.

Как бы уравновешивая слегка анархическую свободу мнений составляющих его единиц, Союз усиленно налегал на их формальную организацию: его члены, обязываясь беспрекословным подчинением, входили в получавшие специальное задание «пятерки» и «тройки», над которыми в порядке иерархического увенчания стояли «звенья уполномоченных», «Круг Старшин» и наконец таинственный и загадочный, в составе, известном только посвященным, «Сбор (или Собор) Старейших». Злые языки (а таких было немало) уверяли, что, начиная с «уполномоченных», во всех высших инстанциях Союза заседают преимущественно представители иностранных контрразведок, в постоянном и — как это ни странно — мирном кровосмесительстве с советской агентурой. Все это, разумеется, было злостным преувеличением.

Злопыхателей просто заедала зависть: прочая эмиграция настолько обывательски разложилась, что никакие «Вторые Бюро» ею больше не интересовались и даже стоящего провокатора не к чему было в ней приткнуть.

Конечно, Союз при случае осведомлял иностранцев, но делал это, так сказать, ех officio, без посредства специальных представителей. А что касается советчиков, то — помимо добровольных и бескорыстных, дилетантских осведомителей — им с лихвой хватило бы и одного ответственного «наблюдателя»: во-первых, потому что Союзники, несмотря на примерную дисциплину, как «дети боярские» в конспирации разбирались слабо, во-вторых, потому что они очень любили рассказывать о своей «работе» (и даже прихватывали кое-что из чужой). И, наконец, принимая во внимание действительную эффективность Союза, можно было прозакладывать голову, что даже в самые горячие сезоны один, средней трудоспособности, „наблюдающий» никак не переутомился бы.

И тем не менее, разработанный с рассчетом, по меньшей мере, на старорежимную террористическую дружину, организационный ритуал неизменно и во всех случаях применялся в Союзе со староверческим упрямством. И даже в открытый для «гостей» клуб Союза попасть было не так просто. На входной его двери размещалось в ряд несколько разноцветных электрических кнопок. Некая — то и дело меняющаяся — комбинация их служила «Сезамом» для «своих», но человек посторонний, естественно, нажимал первую попавшуюся и тем настораживал находящегося за дверью дежурного наблюдателя. При помощи особой системы зеркал тот со всех сторон осматривал посетителя и после краткого допроса через дверь и краткого совещания с уполномоченным — впускал гостя в помещение.

По причине острого расстройства личных дел Александр Петрович на клубных собраниях и докладах («Собственность и инициатива», «Инициатива и собственность», «Собственность и культура», «Собственность и творчество» и т. д.) давненько не был и нового «пароля» не знал. Поэтому, поиграв на кнопках как попало, он стал терпеливо дожидаться, когда его впустят. Дверь, однако, открылась очень скоро с довольно крепкой, но дружеской руганью, которой уполномоченный, оторванный от интересной диспозиции фигур на шахматной доске, покрыл неаккуратного и не желавшего своевременно осведомиться о новом «пароле» посетителя.