Прежние кадры – герои бессонниц,
Будто свидетельства жизни иной.
В славе купался, а ныне – подрублен,
Помнит: «Мотор!» и другой антураж.
Сняты на «Свему» тысячи дублей,
Дубля для жизни, увы, не создашь.
Бедняги (пародия на стихотворение Валерия Пайкова)
Несчастен «вор в законе» и грабитель,
убийца и разбойник. Вы поймите:
несчастны и маньяк, и педофил,
им не снискать сочувствия народа,
несчастна вся преступная порода,
мне так их жалко, просто нету сил!
Вот дядя Вася, старый медвежатник,
он, облаченный в темно-синий батник,
был так несчастлив, вскрывши мощный сейф:
всего-то баксов – сорок миллионов!
не мог сдержать, бедняга, горьких стонов,
и выл белугой, с горя обалдев.
Да, тяжела ты, шапка Мономаха!
Убийцу часто ожидает плаха,
преследует его животный страх,
преступники несчастны и ранимы,
и мною потому они любимы,
я так жалею их в своих стихах!
Cтатистика
Жизнь чревата своими сюрпризами,
Что ни день, то крутой поворот,
А статистика - дама капризная,
Свежий лист для отчета кладет.
В нем сплелись буффонады, мистерии
И предательства серая мгла,
Ну какие найдутся критерии,
Чтобы жизнь оправдаться смогла?
Для чего добиваешься ясности,
Затевая по чувствам поход?
По законам каких вероятностей
Выпадает нам нечет и чёт?
Всё прописано мелкими строками,
В изобилье - убогость идей,
А статистика - дама жестокая,
До статистов низводит людей.
В запретной зоне
Скоро грянет четверть века
Катастрофе катастроф,
Полнит списки картотека
Из весьма опасных слов:
«Зараженье, изотопы», -
Слышим вновь который год.
Заросли дороги. тропы.
Что там? Стронций? Цезий? Йод?
Говорят, исчез со свету
Пресловутый Рыжий лес,
Что, увы, просвета нету,
Всюду горе до небес.
Оконтуренный периметр
Сохраняет грозный вид,
И зашкаливший дозиметр
С осуждением пищит.
Вновь берут из грунта пробы,
Это горькая юдоль.
Что тут скажешь? Не Чернобыль,
Меньшиков в Берёзове
Здесь жители в тумане
Лаптями месят грязь,
Ну, как ты в глухомани
Живёшь, Светлейший князь?
Сплошная непогода
И недалек конец.
Уже четыре года
Лежит в гробу «мин херц».
И нет числа вопросам,
И озабочен взгляд,
Доносы вслед доносам
В комиссию летят.
Смертельною отравой
Там полон каждый штрих.
«Богат дурною славой!» -
Ах, сколько яда в них!
Предательские лица,
Враждебная струя.
Заменою столице –
Тобольские края.
«Да, жизнь тут сурова» -
Хрипит иссохшим ртом.
Сначала было Слово.
Всё прочее – потом.
Раздумье о вдохновении
«У вдохновенья есть своя отвага …»
Но хватит ли отваги у меня?
Бурлит в крови взбесившаяся брага,
И в голове – сплошная колготня.
Там и отваги вдоволь наберётся,
Как во хмелю - её хоть отбавляй?
А вдохновенье – словно мышь скребётся,
Оно, увы, не брызжет через край.
Поэзия – капризнейшая дама,
Не угадать, каков сегодня путь.
Ну, не даётся мне она упрямо –
Бесстрашья – много, вдохновенья – чуть.
И всё летит куда-то кувырком –
Есть разница меж мной и Маршаком!
Портрет
Четыре метра в комнатушке
Для убежавших от войны.
Но он смотрел из рамки – Пушкин,
Глаза сочувствием полны.
Наш быт и голоден, и сложен,
Но мама часто шепчет мне:
- Какое счастье! Нет бомбежек!
И, видишь, - Пушкин на стене.
Он с нами был в победном мае
И, отложив свое перо,
С какою радостью внимал он
Тем сводкам Совинформбюро!
... Прошли года. Возврата нету.
Той комнатушки тоже нет.
А я из пушкинских портретов
Размышление о наклонных башнях
В городе Невьянске, на Урале,
По дороге к Нижнему Тагилу,
Где домишки старые ветшали,
Башню я наклонную увидел.
Про неё в газетах пишут много,
К ней туристы движутся навалом,
Издавна протоптана дорога
К башне, наклонившейся устало.
- Вот она! Наклонная! Глядите!
Экскурсантам я ответил нервно:
- То ли был неграмотным строитель,
То ли место выбрано ущербно…
Но толпа смотрела упоенно,
И порою становилось страшно:
На прямые не глядим влюбленно –
Нам подай скосившиеся башни!
Юбилейное
Да, мне сегодня семьдесят уже!
Года, как гири, на ногах повисли,