Сборник "Прометей"

Для начала следовало хотя бы встать и попытаться разобраться в том, почему он ничего не видит. Какая-то серая плотная пелена закрывала все поле его зрения.

Он выделил слово «серая», поскольку именно оно несло в себе определенную надежду. Если свет, пусть даже в таком, весьма ослабленном варианте воздействует на сетчатку его глаз — значит, он, по крайней мере, не ослеп во время перехода и причину мрака следует искать в окружавшем его мире.

«Куда я попал?» Куда должен был переместить его портал? Обрывки сведений, которые ему удалось собрать об этом «пути героев», казались сейчас совершенно недостаточными и никому не нужными. Но ничего большего Танаев и не мог предпринять — даже если кому-то удалось до него проделать этот путь, обратно он наверняка не вернулся.

Танаев тяжело вздохнул и лишь теперь заметил, что его правая рука сжимает прохладную рукоятку сломанного меча. Меч сломался после того последнего удара по ноге огненного стража. Сейчас этот предмет показался ему совершенно бесполезным, и Танаев, расставшись с ним без всякого сожаления, провел по лицу руками, словно пытаясь стереть невидимую пелену, скрывавшую от него окружающий мир.

Как ни странно, это помогло. Серый мрак, смыкавшийся вокруг него плотным кольцом, слегка отступил, а затем и вовсе умчался в сторону, унесенный порывом раскаленного ветра, прилетевшего от огненной реки, на берегу которой Танаев стоял, и теперь он смог наконец увидеть окружавший его мир.

Лавовый поток огибал небольшую площадку метров сорока в поперечнике, на которой он теперь сидел, примостившись на обломке застывшей лавы. Позади него этот островок, полностью отрезанный от остального мира огненной рекой, заканчивался отвесной черной стеной застывшей лавы.

— Похоже на пекло! — пробормотал Танаев, принюхиваясь и не подозревая о том, что его ироническое предположение не так уж далеко от истины. Да и пахло соответственно. Сернистый ангидрид вперемешку с угарным газом. Почти как на площади Пушкина в те далекие времена, когда он еще не улетал с Земли, — впрочем, не такие уж далекие, — во всяком случае, для него. Ведь время на его родной планете и на Элане, заключенной в оболочку черной звезды, шло совершенно по-разному.

Он все время думал о пустяках вроде этого запаха, стараясь отвлечься от безрадостной картины, открывшейся его взору. Лучше бы он этого не видел. Поток раскаленной лавы, шириной метров в триста, опоясывал его островок почти сплошным огненным кольцом. Лишь за его спиной вздымалась гладкая и совершенно неприступная стена лавы, не затронутая раскаленным потоком. Выхода с островка не было — разве что он научится плавать в раскаленной до малинового свечения лаве. Танаев горько усмехнулся этой нелепой мысли и прислушался своим внутренним слухом к окружающему, пытаясь поймать ментальный след чужого сознания, уловить хотя бы шорох, отзвук мысли, всегда извещавший его о присутствии любого живого существа на расстоянии многих километров. Раньше это ему неплохо удавалось, но мир, в котором он очутился сейчас, был совершенно безмолвен и казался абсолютно вымершим, лишенным даже признака жизни.

— И что же дальше? — спросил он раскаленную пустоту, давившую его со всех сторон. — Это и есть «путь героев»? Для чего я здесь? Почему поверил бредням свихнувшихся на своих легендах монахов? Преодолеть столько препятствий, вырваться из лап Аристарха — и все это лишь для того, чтобы теперь медленно поджариваться, очутившись в мире раскаленного камня!

Никто ему, разумеется, не ответил — разве что лава в потоке насмешливо булькнула, выдув на своей поверхности большой газовый пузырь.

Танаев почему-то не сомневался, что на этот раз никакие внешние силы не придут ему на помощь. Не было в окружавшем его пространстве никаких «внешних сил». Он должен сам найти выход из этого казавшегося безвыходным положения. Но почему «казавшегося»? Оно и в самом деле безвыходно. У него нет ничего, кроме обгоревшей одежды да бесполезного обломка меча.

Взгляд не мог зацепиться ни за один предмет, который можно было бы использовать для собственного спасения. Сколько он сможет продержаться? Час, два?

Даже способностей его необычного, искусственно созданного организма не хватит на большее.

Отчаяние постепенно охватывало его сознание, и, чтобы как-то противостоять этому лишавшему воли чувству, он вспомнил прохладную келью монастыря, в которой столько часов провел за философскими беседами о судьбах мира с братом Адлером, и о своей встрече с настоятелем Валама таинственным Александером...

Ему показалось, что, когда он вспомнил о настоятеле монастыря, в сознании мелькнул какой-то туманный, неопределенный образ, но, сколько Танаев ни старался, вызвать это видение вновь ему так и не удалось — даже если это был отголосок ментального контакта, он оказался слишком слабым.

Нужно предпринять что-то немедленно, пока организм полностью не ослабел от жары. Но что? Броситься в лавовый поток и попытаться преодолеть его вплавь? Это единственный и самый верный способ покончить с собой в считаные минуты.