Сборник проза и блоги

Покойник, о котором так сокрушался старший инспектор, меня не интересовал совершенно. Лишние заботы, а их и так хватало. Триста килограмм высококачественной порезанной в размер бумаги. Со всеми этими волокнами и знаками. Эмбрионы будущих банкнот. Печать была много хуже: микротекст расплывался, номера были одинаковыми, и еще что-то, что позволяло их определить. Эксперты занимались всеми этими малосущественными деталями. А мы искали источник бумаги. Вполне возможно, кто-то аккуратно нарезал очередную партию. И этот человек знал, что мы его ищем. Вот только где он?

Когда на руках никаких очевидных фактов, поневоле начинаешь чесать в затылке. Что называется «слушать эфир». В обычном течении жизни должны образоваться хоть какие-нибудь странности. Колебания, вибрации. Что-то должно идти не так. Мы слушали эфир. А он был плотным.

Дрожащий мальчик Питерс изменил расписание. Теперь он ходит в «Палас» по четвергам. Важно ли это? И связан ли он с фальшивыми банкнотами? Вряд ли. Его интересы — травка и лекарства. Говорят, Десять монет купил катер. И не какую-нибудь ржавую банку, а сто восьмую Мангуста. Известно, что сто восьмой делает сорок узлов при полной загрузке. А это уже важно, особенно если знать послужной список Десяти монет. Но, нет, нет, этот не будет связываться с фальшивками, слишком сложно. Вот старик Пиньята может. Даром, что однажды перехитрил сам себя и попал в неприятности с подельниками, отчего и получил говорящее прозвище и катетер с мочеприемником. Старого «Пиньяту» Холмса мы откладываем в сторону и слушаем дальше.

Супермен? Тупой Джонни? Эти сидят. Второго так вообще брали с шумом и треском, с начальственным рыком до небес. С суперсекретными бойцами в балаклавах. Их прилетел целый борт, севший на военной базе неподалеку. У Тупого Джонни обнаружился огромный арсенал, достаточный для того, чтобы свести с ума пару сотен любителей пушек. Перечень трофеев занял два с половиной листа. Начиная с пистолетов и заканчивая китайской зенитной установкой.

А потом Рубинштейн заметил эту щелочь. В третьей промышленной не было прачечной.

Я прерываюсь и наливаю кофе. Миссис Лиланд дымит трубкой в своем неизменном кресле на террасе, у ее ног стоит верная бутылка шерри. С кухни тянет тушеным мясом. Где-то вверху самолет метит небо инверсионным следом.

— Вы будете рыбу или мясо? — спрашивает стюардесса там — наверху. Я отпиваю из чашки и рассматриваю капельки голубой краски на руках. Рыбу или мясо? Отбеливатель или щелочь? У времени длинные ноги. Оно бежит быстрее, чем ты успеваешь соображать. Мы копались с этим делом ровно месяц.

В день, когда мы все поняли, его величество явилось в новых туфлях.

— Настоящий Карден, чуваки! — заявил Мастодонт, неуверенно топая по кабинету к столу, — взял на распродаже в Карэфуре. Там все буквально смели. Пришлось поработать кулаками.

Он продемонстрировал темные грабли в шрамах и с ороговевшими ногтями, а потом показал на блестящие туфли, столь же уместные на его огромных поршнях, как лорнет в руке клошара. Они производили впечатление, сводили с ума своим блеском, пахли всеми сортами кожи одновременно и немного носками счастливого владельца.

— Всего на два размера меньше, но думаю, разносятся. Надо поставить профилектику — подошва скользкая. За двадцать монет у людей будто кукушка потекла. Толпа была как на бесплатной раздаче супа. Творился сплошной Арагимнедон и геморрой у корзин. Кому-то даже откусили ухо, как тому чуваку Холифилду, просекаете? Что там в брехаловках, Макс? Про нас опять пишут?

— Нет, Моба. Главные новости на сегодня — война в Сирии.

— Война в Сирии?

— Да, вроде бомбят Дамаск. Как тогда, в Ираке.

Удовлетворенный тем, что кому-то сейчас хуже, чем нам, Мастодонт уселся за стол. Солнце, робко заглядывающее в нашу нору, освещало обычную свалку: кучу рекламок пиццерий и китайских ресторанчиков (тех, что с доставкой) вперемешку с бумагами в работе.

— Мы тебе хотим кое-что показать, Эдвард, — произнес Мозес Рубинштейн и нырнул в папку. — Триста килограмм щелочи, поставлено две недели назад в адрес гидравлической мастерской Чань Ван Бао. На сегодня есть еще один заказ — опять на триста.

— Чань Вань? — безучастно уронил Толстый, рассматривая свежее пятно на кепке. — Эти косоглазые ребята такие выдумщики по части имен. У меня одного знакомого звали Чай, просекаете? А фамилия у него была Хунь! Чай Хунь!

Схватив со стола первую попавшуюся бумажку с печатью, он поплевал на нее и принялся бороться за целомудрие головного убора. Пятно не сдавалось. В тот момент его можно было снимать в рекламе моющих средств. Надо признать: мистер Персил просто сопливый пацан по сравнению с Его толстым величеством. За один только кадр с тем, как Мастодонт натирает сальное пятно на кепке, могли передраться ББДО с Публисисом. От усердия гений санитарии высунул язык, на котором дохли хилые бактерии золотистого стафилококка.

— Ты, не понимаешь, Эдвард, — ископаемое порылся в столе и извлек небольшой плоский пузырек без этикетки. — Я вот добыл немного из свежей партии.