Сборник проза и блоги

Два! Нас долго и нудно опрашивают, но мы держимся как партизаны. Три тонны гнилой курятины плещутся в ванне. Леха косит под слабоумного, а я молчу. В контору нас не пускают, мы там уже три недели не были. Да, живем здесь, работаем грузчиками. Опер скучающе рисует каракули в папке. Распишитесь, с моих слов записано верно.

Три! Никаких улик, Яхья требует экспертов, опера смеются. Яхья требует отпечатки с черных от грязи столов и дверных ручек, опера смеются. Яхья требует взять кал на анализ, опера смеются. Распишитесь: с моих слов записано верно. Я расписываюсь. Леха расписывается, каллиграфически выводя подпись: Самохвалов А. С. Бухгалтерша плачет и отказывается садиться за стол.

Мы курим, сплевывая пепел с сигарет. Их нельзя касаться руками.

— Леха, давай! — куры сыплются в ванну. Серое солнце из мутно-желтых окон. С рядов несутся треск и шлепки. Неужели уже шесть утра?

Открыв глаза, я сажусь на кровати. Нет, шесть утра было пять лет назад. Свет прорывается сквозь занавески, я тру руками глаза. Кой черт — это вообще мне снится? Ведь Леха так и не стал профессиональным нищим, он умер от осетинской паленки месяц спустя. И название у нее было романтичное, это особенно врезалось в память: «Мечта». Мечта свела Леху в могилу. На похороны так никто не пришел, да и были ли они? Этого я не помнил. Яхья с Магомедом куда-то исчезли, так и не выплатив за два месяца. Бухгалтерша переехала на блошиные ряды, где встала рядом с непутевым мужем.

За моим окном рыжий зуб Москва-Сити. Целый муравейник дефектных муравьев, у которых нет никакого будущего, лишь вчера и сейчас. По стеклу медленно ползут капли дождя, разделяя мои герметические миры. Здесь и там. Никакого будущего, только мечты. Завтра не будет, я это точно знаю. Так же, как и то, что каждый день наступит шесть утра.

Сладкий ноябрь

дата публикации:20.10.2023

В большие от пола до потолка окна на нее смотрел слепой ноябрь. И все бы ничего, но Олька сильно не любила осень. Влажный неуютный холод, морось, липнувшую к лицу, темное низкое небо, до которого, протяни руку, можно было дотянуться. Ей казалось, что на ощупь оно мокрое и холодное, что-то вроде резины. Хлебнув чаю, она поморщилась, тот успел остыть, пока возилась с почтой.

— Выставим на них счет, они оплатят, а потом перезачтем по договору уступки, — Никита висел на телефоне с клиентом, что-то у него там не ладилось, контрагент был тугим и всего опасался.

— Если вы оплатите напрямую, то потеряете десять процентов на тарифе банка, — его собеседник, что-то пробурчал в трубку, — да, понимаю. Можно через счет эскроу, но нужно тогда оформить бумаги. А это время. Самое простое — цессия, Михаил. Нет, мы готовы сделать, как вы скажете, но я бы вам…. Михаил… Да, понял. Еще подумаете. Хорошо, на связи.

Он положил трубку и посмотрел на обедающего за соседним столом Дениса.

— Сссука. Ты слышал? Слышал?

— Я тебе скажу, что он тебя будет еще месяц морозить, вот увидишь. У них, чтобы принять решение неделя согласований уходит. — Денчик всегда перегревал еду, и ел так, как казалось Ольке смешным. Словно пес, укравший горячую картофелину. С шумом втягивал воздух в тщетной надежде остудить котлеты с макаронами из пластикового судочка жены. Сейчас он говорил с набитым ртом.

— А что, есть варианты, Ден? Глеб сказал подписаться на любых условиях. Сейчас подпишемся на любых, а потом буду расхлебывать.

Олька подумала, не долить ли в чашку горячей воды? Но вставать было лень. Осень давила на нее изо всех сил. Хотелось залезть под одеяло и уснуть. Или умереть. Причем умереть, так, несильно, на пару тройку часов. Еще хотелось водки и Глеба. Но ни первого, ни второго не было в наличии. Она уставилась в плачущее мутное окно. Глеб где-то пропадал вторую неделю. Да и вообще он редко появлялся в офисе. А когда все-таки приезжал, веселый и спокойный, непробиваемый как бетонный блок, то вечно был занят. К его кабинету немедленно выстраивалась очередь. Финансовый, бухгалтерия, коммерсанты, куча народу. Словно к королю, которого ожидали придворные. Во время его приездов около двери возникала суета. И это Ольке не нравилось абсолютно. Она видела глаза женщин, виноватые глаза мужчин. И если второе никак ее не трогало, то женщины вызывали легкую ревность. Хотя за все это время Глеб не показал к ней ровно никакого интереса. Всегда безмятежный и мягкий, как и в первую их встречу.

Вздохнув, Олька уставилась в окно. По стеклам ползли холодные капли. Дался ей этот Глеб. Никаких намеков, это расстраивало. Выводило из себя. Словно будь на ее месте другая Олька, он вел бы себя ровно также. Такое отношение ее раздражало. Денчик с Никитой раздражали. Алина из финансового в коротких юбках раздражала. Грязный двор за окном тоже раздражал.