Сборник проза и блоги

У меня есть браслеты из блескушки, которые мне милосердно вернул мой морщинистый дружок. Ну и что я смогу с ними сделать? Ответ напрашивается сам собой — ничего. Пока мои враги не в курсе, что я ломаю комедию, но если я попытаюсь уговорить кого-нибудь бутылкой по голове, ситуация в корне изменится. И что я смогу противопоставить им в этом случае? Мою красоту и милосердие?

Посох, они предусмотрительно отняли, коробку с плесневелым панджаарским сухариком тоже, даже сухие остатки цветов, которые мне подарил Юсуф. У прекрасной принцессы с зелеными глазами на руках только ее сумочка. Только прекрасная чумовая сумочка.

Ну и совершенно бесполезная маленькая красивая штучка. За дверью щелкает магнитный замок. Кто-то настырно зовет меня.

— Вы здесь, госпожа Дори? Мы принесли ужин!

— Я сейчас выйду! — откликаюсь я, думая о том, что я так и не поняла, для чего судьба меня так закатала. Загнала храбрую Трикси в угол со старой столовой ложкой и неодолимой преградой из старых камней.

— Не беспокойтесь, мы оставим ужин у вас на столе! — откликается грубый мужской голос, — у вас есть еще какие-нибудь пожелания?

— Нет! — твердо отвечаю я. Все мои пожелания это как можно скорее выбраться отсюда. Увы, вслух их произносить не следует.

— Хорошо! Спокойной ночи, госпожа Дори!

Когда дверь закрывается, я выплываю из ванной, прекрасная как божий день, с тюрбаном из куска тяжелой ткани на голове. Выплываю, чтобы в краткое мгновение, в самый мизерный отрезок секунды осознать, что все, о чем я мучительно размышляла. Все решения моих проблем, все ключи от запертых дверей, все это время были на расстоянии вытянутой руки. И та мысль, которая посетила мою голову, долгое время терялась в слезливых размышлениях. В глупых жалобах и нытье. Что показывает, насколько я размякла и поглупела от чего-то, вместо того, чтобы просто протянуть руку и сделать.

немного о мечтах

дата публикации:09.02.2024

Я карабкаюсь по уделанной в жидкую грязь грубой лесенке, а затем выглядываю из окопа. Приподнимаю голову над бруствером, щедро усеянным латунными гильзами. Дурацким фальшивым золотом вспыхивающими под светом ракет.

С той стороны лениво тянет полосами тумана, цепляющимися за изломанную рухлядь и проволочные на нейтральной полосе. Несет странным холодным запахом зимы, разбавленным кислой вонью кордита.

— Людвиг! — капрал Кроль трется у моих ног, — хочешь получить дыру в голове на Рождество?

Он сплевывает, роется в кармане шинели и, приподняв фуражку, вытирает лысину грязным платком. В сумерках кожа на его голове напоминает кожу мертвеца. Платок оставляет на ней грязные разводы.

— Никак нет, герр фельдмаршал! — рапортую я, — жду, когда святой Николай подарит мне сигарет!

Мой товарищ бормочет, что неплохо было бы, если бы дед подарил мне немного мозгов и уважения к старшим по званию. И будь я проклят, если герр капрал не закатает мне сейчас взыскание за то, что я паясничаю. На его взыскание мне плевать и я с ангельским терпением выслушиваю недовольное бурчание, раздающееся из-под подошв. С моим товарищем всегда так, он недоволен всем на свете. Мир устроен совсем иначе, чем он себе навоображал. У него в друзьях сплошные придурки, а он хотел бы общаться с достойными людьми.

— Брось, Георг! — говорю я, — есть сигарета?

Он кивает и сопит. Я спускаюсь к нему, и мы молча курим, выпуская серый дым в холодный воздух. Георг мечтает стать гробовщиком. По его мнению, это самое выгодное занятие по нынешним временам. Люди мрут как мухи и кому-то надо делать на этом деньги. Каждый раз, когда речь заходит о смерти, он с жаром начинает подсчитывать, сколько можно было бы на этом заработать.

— Гробы, Людвиг! Знаешь, сколько сейчас стоят гробы?

Покосившись на него, я пожимаю плечами и вздыхаю. Начинается.

— Дерево! Ткань! Можно взять бархат! Можно полированные доски! Три цены! Нет, четыре! Клянусь тебе, за полгода можно заработать на дом и жениться.

Его глаза поблескивают в сигаретном дыму, была б его воля, он бы всех похоронил. Я сочувственно киваю. Конечно, дорогой друг! Четыре цены и жена. В наших карманах табачная труха и немного сухарей. За нашими спинами воронки и грязь.

Тут она повсюду: на оружии, на подошвах, одежде, в закопченном котелке, в котором плавает червивая брюква, в кружках кофе из цикория. Щедро покрывает все вокруг, блестит густой нефтяной пленкой пятнами в лабиринте нейтральной полосы. Под неверным, прерывистым светом болтающихся на парашютиках осветительных ракет. На ней четко видны петляющие заячьими тропами отпечатки, следы наших отчаянных атак. Много следов ведущих во мрак. В пустоту. И ни одного оттуда. Словно нам все надоело, мы встали и ушли.

Впрочем, я знаю, что это не так. Где-то там Вайгль, нелепо растянувшийся на проволоке. Наклонившийся над жирной грязью, будто увидал в ней что-то интересное. Рыжий весельчак Вайгль никуда не ушел. По его грязной серой спине ползает острый химический свет, от которого становится холодно.