В противоположном углу, судя по звукам, уже кто-то кого-то ебал.
— Ну? — Поторопил меня Гриша.
— Ща… — Ответила я, и расстегнула последнюю пуговицу. — Всё!
— А ЭТО КТО ТУТ КУРИТ, БЛЯ?! КОМУ ТУТ ЖОПЫ НАДРАТЬ ХВОРОСТИНОЙ?!
Голос раздался хуй проссышь откуда, и в лицо ударил яркий свет фонаря.
— Одевайся быстрее, дура! — Пихнул меня в бок Гришка, закрыв лицо рукой от света.
— Ах, вы тут ещё и ебстись удумали, паразиты сраные?! На моём сене?! — Взревел голос, и я шестым чувством догадалась, что явка провалена. Это был дед-сторож. — А ну-ка, нахуй пошли отсюда, паскуды голожопые!
Кое-как напялив кофту, заправив её в трусы вместе в тремя килограммами соломы, я, схватив в охапку свои штаны, рванула к окну, и, цепляя жопой занозы, выпихнулась наружу, кубарем скатившись с лестницы.
— Вылезайте, бляди! — Орал где-то за сараем дед, и размахивал фонарём как маяком.
Я спряталась в кусты, где тут же наступила в говно, и быстро влезла в свои джинсы. Через полминуты ко мне присоединился Гришка.
— Где Маринка? — Шепнула я.
— Там остались. Оба. — Коротко ответил Гришка. — Чем тут, блять, так воняет? Обосралась что ли?
— Не, тут говно лежит. Лежало то есть.
— Ясно. Давай, пиздуй-ка ты домой, Лидок-пупок. А я попробую ребят вытащить.
— Откуда вытащить?!
— С чердака, дура. Дед, пидор, лестницу убрал, и дверь заколотил гвоздями.
— А окно?
— И оттуда тоже лестницу унёс, сука. В общем, пиздуй домой, не до тебя щас. И помойся там, что ли… Пасёт как от бомжа.
— Угу… — Шмыгнула носом. — А завтра можно придти?
— Мне похуй. Я завтра всё равно домой, в Люберцы уеду. У меня девушка там скучает.
— А кто ж меня тогда будет… — Я осеклась, и и нервно почесала плешку.
— Что будет? Ебать? Понятия не имею. Попроси Дениса. Хотя, он щас бухать завязал… Тогда не знаю. Не еби мне мозг, Лида. Иди домой.
И я пошла домой.
Я шла, и горько плакала.
Проходя мимо сторожки, меня снова настигла месть готической коалиции, но на фоне пережитого стресса я совсем не обратила на это внимания.
Дома я отмыла кроссовки от говна, а прыщи от макияжа, и заснула в слезах.
А утром я проснулась с твёрдой уверенностью, что я ещё непременно вырасту из гадкого утёнка в прекрасного лебедя, и тогда все эти люберецкие пидорасы поймут, что они были ко мне несправедливы и жестоки. И они ещё будут звонить мне по ночам, и плакать в трубку:
— Мы любим тебя, Мама Стифлера!
А я буду красива как бог, и неприступна как форт Нокс. И конечно же, я не пошлю их нахуй, ибо я буду не только красива и неприступна, а ещё и божественно добра. И совершенно незлопамятна.
Только так.
Всё это обязательно когда-нибудь будет.
Если доживу.
29-03-2008
Вы были на даче у моего деда? Конечно, нет. Что вы там забыли? Я и сама там не была уже лет десять, с тех пор, как моего деда, собственно, и не стало. Да и хуй пустил бы вас мой дед к себе на дачу… Нахуй вы там ему были бы нужны?
А когда-то я ездила туда каждое лето. На три, сука, летних месяца. И дача с дедом, поверьте, была гораздо более приятной альтернативой деццкому пионерлагерю «Мир», путёвки в который пару раз добывала у себя на работе моя мама, и перестала эти самые путёвки добывать, когда узнала, что её десятилетнюю дочь там научили ругаться матом и курить. Осталась дача. Шесть соток, засаженных помидорами и картошкой. Охуительная такая дача.
Дача эта находилась там, где ей и положено было находиццо. В жопе мира. В Шатуре. Почти в Шатуре. Но это, в общем-то, роли не играет. На дедовой даче я провела лучшие годы своей жызни, пропалывая грядки с морковкой и репчатым луком, и заливая норы медведок раствором стиральнова порошка «Лоск».
Но вот минули эти лучшие годы моей жизни, и я выросла.
Не то, чтоб уж очень сильно, но пару раз я уже приходила домой нетрезвая, украдкой блевала в цветочный горшок полуфабрикатами Кордон Блю, за что стоически выдержала три вагона аццких пиздюлей от мамы, и ещё я небрежно носила в заднем кармане джинсов два гандона «Ванька-встанька».
Значит, взрослая, и ниибёт.
Жарким июльским днём я, вместе с подружкой Сёмой, вывалилась из пригородной электрички Москва-Шатура на пыльный перрон одной узловой станции.
— Городишко — гавно. И очень ссать хочется… — Авторитетно заявила, и попрыгала на одной ножке Сёма. — Может, поссым, и домой?
— Хуй. — Сурово отрезала я. — Город нормальный. Тут смешно и культурно. Все прелести цивилизацыи есть. Хочешь срать — вот те привокзальный сортир, хочешь жрать — вот те… — Тут я запнулась. Сёма ждала. Я две секунды подумала, и продолжила: — Хочешь жрать — вот те палатка ООО «Пятачок». Там есть пиво и рыбка «Жопный валасатег». Хочешь ебаццо…
Сёма перестала прыгать, и громко, слишком громко крикнула:
— Хочу!
Толпа зомбированных дачников, пиздующих по перрону с лопатами наперевес, сбилась с шага, и посмотрела на Сёму.
— Идите нахуй. — Тихо сказала Сёма зомбированным дачникам, и чуть громче, добавила: — Ебаццо, говорю, хочу.
Я обняла подругу за плечи, дала ей несильного поджопника, и впихнула в толпу зомби: