Сборник рассказов

Нигяр тщательно готовилась к предстоящему вечеру. Она выбрала темный шелковый брючный костюм в тонкую полоску. Он очень шел ей. Туфли лодочки на высоком каблуке. Ей трудно было объяснить самой себе, чего она ожидала от предстоящего вечера. Фуад был для нее приятным воспоминанием, не более. Она никогда не была влюблена в него. И все же его новый облик заинтриговал ее. Мать заметила ее оживление и с интересом спросила:

— Куда ты так наряжаешься. Я тебя очень прошу, во-первых, если задержишься позвони. Во-вторых, не будь такой ироничной и придирчивой ко всем. Попробуй быть проще. Посмотришь насколько тебе станет легче жить.

Мать конечно была права. Нигяр сама чувствовала, что ее излишняя эмоциональность мешала ей. Она никогда не могла промолчать и не увидеть там, где ей было выгоднее промолчать. В Америке она научилась терпению и выдержке. Но натура осталась прежней. Терпение давалось с трудом. Иногда наступал кризис и выливались все сдержанные, накопившиеся обиды и страдания. После такой встряски она долго приходила в себя физически и морально. Нигяр знала за собой и боялась таких проявлений своего темперамента.

Она не любила опаздывать и ровно к семи часам была готова и вышла из дома. У подъезда она увидел Фуада рядом с новеньким фольксвагеном.

— Садитесь мисс. Он галантно открыл дверцу машины.

Нигяр отметила и его элегантность и ненавязчивый запах дорогого одеколона.

— Какая у тебя шикарная машина.

— Рабочая машина пролетариата.

— Ты забыл уточнить: немецкого пролетариата.

— В конце концов совсем маленькая разница.

У ресторана стояло множество иномарок. Фуад поставил свою машину так, чтобы не мешать выехать другим машинам. Они вошли, оставили верхнюю одежду в гардеробе. Нигяр посмотрела на себя в большое зеркало и с удовольствием отметила, что на нее смотрит не только она сама, но и окружающие мужчины. Фуад подошел к ней, очевидно гордясь своей спутницей. В зале был полумрак. На столах горели свечи. Музыканты тихо играли приятную блюзовую музыку. Они прошли в конец зала.

— Я специально выбрал столик подальше от эстрады, чтобы мы могли говорить.

К ним подошел метрдотель и подал карту.

— Как у вас со стерлядью и блинами с икрой. Нигяр посмотрела на метрдотеля.

Фуад ответил за него:

— Гоша не напрягайся, Нигяр моя подруга детства, неси кябаб, икру, и вашу фирменную селедку и грибочков. Для меня немного водки. Для нее красное хорошее вино. Каберне Савиньон, например. Десерт мы закажем попозже. Я думаю Нигяр оценит.

Нигяр почувствовала, что может расслабиться и плыть по течению, может позволить себе в этот вечер побыть просто женщиной. Глаза привыкли к полумраку. Она оглядела зал. Интерьер хорошего ресторана, много растений. Ничего супер колоритного. Все выдержано. Вокруг за столиками сидели пары, в чем-то неуловимом схожие. Мужчины как правило массивные, вальяжные, сверкавшие перстнями и рядом молоденькие девушки затянутые в кожу или декольтированные, с утрированным макияжем. Фуад проследил за ее взглядом.

— Знакомься, новые азеры.

Мужчина сидевший за соседним столиком громко выругался, девушка сидевшая напротив него нервно громко засмеялась.

— Заметно, что они совсем новые.

— Что ты хочешь, через каких-нибудь два поколения, у их внуков, будут манеры и прекрасный вкус. Но хочу отметить, что не все новые азеры такие. Он самодовольно улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что ты тот самый внук.

Он засмеялся оценив ее остроту.

— Я не внук, а правнук, серьезно, я новый азер, преуспевший благодаря своим мозгам.

— А разве академик, доктор наук, сделавший не одно открытие, получающий мизерную зарплату и неумеющий крутиться, не имеет мозгов.

— Академик академику рознь. Не передергивай, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Началась программа и они замолчали. Прожекторы высветили эстраду. На нее ручейком выплыл кордебалет. Девушки были хорошо подобраны: высокие, тонкие, только две из них соответствовали восточным вкусам. У них были налитые ножки и грудь. Музыка стала громче, бравурнее. Через некоторое время все замерло в ожидании примы. На сцену вышла миниатюрная, похожая на дюймовочку девушка и запела неожиданно сильным голосом. Она пела национальную песню, которая плавно перешла в джазовую импровизацию. Голос гибко модулировал восточные трели и вариации под джаз. Нигяр поплыла по волнам музыки, осознавая, что может больше всего в другом мире ей не хватало ее музыки, в которой слились восток и запад, гармонии одинаково прекрасно звучавшие в восточном и западном обрамлении. Песня закончилась.

— Теперь я вижу, что ты не зря привел меня сюда.

Внезапно, откуда-то из темноты возник силуэт. Плотный мужчина с трехдневной щетиной, одетый не по вечернему, в спортивную куртку и джинсы стоял рядом с их столиком и улыбался пьяной улыбкой:

— Какие люди, кто бы мог подумать. Приехала и даже не соизволила позвонить. Хотя этого следовало ожидать.

Фуад вопросительно посмотрел на Нигяр.

— Знакомтесь, это Рауф мой старый друг. Фуад — мой друг.

— Но не такой старый, - закончил за нее Фуад.

— Я виновата, я собиралась позвонить со дня на день, но так и не собралась.