Сборник рассказов

— Молчи. — процедил Корней. — Ты мне друг, Фред, большой друг, и я еще надеюсь, что другом останешься и впредь. Но предупреждаю тоже чисто по-дружески — никогда не вздумай даже пробовать высадиться на моем острове, иначе, клянусь твоей головой, я пристрелю тебя при попытке вторгнуться в частные владения. И меня не осудит даже Господь Бог.

— Но, Корней… — не сдавался Грэм, но друг снова перебил его:

— И Президенту передай, что и его застрелю! Даже Папу Римского застрелю, если меня не оставят в покое!

— Корней! — снова крикнул Грэм, машинально опустив весло в воду и чуть не выронив его. — Тебя уже ни за что не оставят в покое. Ты это понимаешь?

— Чепуха! — орал Корней.

— Но ради Бога, объясни мне, ЧТО случилось?!

— Случилось? Да ничего не случилось, Фред! — Корней, казалось, одержим приступом какого-то буйного веселья. — Еще пока ничего не случилось! Понимаешь, Фред, мне это ни к чему. Я не хочу, чтобы на моем острове ЧТО-ТО случалось! Я всем доволен тут, дружище, у меня есть ВСЁ, и я просто не хочу, чтобы в один прекрасный день все закончилось. Я тоже не хочу быть разрезанным на кусочки, Фред! НА МЕЛКИЕ КУСОЧКИ!!!

Он вдруг вскинул ружье и разрядил его в чистое ясное небо. Сухие щелчки выстрелов походили на треск сучьев в жарком осеннем костре.

— А ты думай, Фред, думай! — продолжал орать Корней, пританцовывая на белом чистом песке под сенью величественных пальм. — Это же твоя работа, черт возьми! Ведь все настолько просто! ВЕСЬ МИР АХНЕТ!

…Грэм яростно греб назад к яхте. Он был зол на весь белый свет. Ему до ужаса не хотелось делать того, что он был сейчас обязан сделать согласно инструкции, составленной лично президентом. Корней его друг, да, но он также один из немногих толковых специалистов во всем мире, способных мыслить неординарно и решить практически любую проблему. И по приказу президента Грэм был обязан любыми средствами вынудить Корнея к сотрудничеству. ЛЮБЫМИ. У него был огромный выбор этих средств. Все необходимое находилось сейчас на яхте. А чего не нашлось бы, то в пятичасовый срок могло быть доставлено с материка на сверхзвуковом самолете.

Солнце неподвижно зависло в зените. Большая белая чайка коснулась в полете своим крылом вершины пологой волны, подняла каскад нестерпимо вспыхнувших в воздухе алмазных брызг. По ушам вдруг ударил истерический вопль перепуганной насмерть женщины.

Грэм стремительно обернулся, и в панике чуть не перевернул лодку. Корни на берегу не было. На том месте, где он только что отплясывал…

Грэм испуганно вгляделся, вздрогнул, и его мозг со всей отчетливостью, на которую был сейчас способен, понял, что ему и на самом деле пора в отставку. Пора немедленно. Невзирая на последствия. Иначе…

Грэм не хотел больше глядеть на берег. Он закрыл лицо руками. Челюсти вдруг свело ужасной судорогой, и его тотчас стошнило в прозрачную воду удивительно живописной лагуны.

Женский визг стих, но зато дико стали орать чайки…

Дерево

У Аркаши появился перочинный ножик. Он нашел его на улице, когда, изнывая от полуденной жары и волоча за собой сумку с учебниками, возвращался из школы домой. «Неплохо», — отметил Аркаша про себя и положил ножик в карман. Это был хороший знак.

…Размеренно текли первые дни нового учебного года, и все никак не верилось, что каникулы закончились. Уроки учить не хотелось, да и не было пока смысла. Аркаша прекрасно знал, что первые две-три недели школьных будней близко к сердцу можно не принимать. Тем более — какая уж тут учеба, когда на дворе еще лето! Хоть и сентябрь, но наступление осени чувствовалось лишь по обилию арбузных корок на мусорке и самым низким за год ценам на виноград.

Аркаша подошел к своему дому и уселся передохнуть на скамейку у ворот. Усталость после длительного перехода из-за жары не проходила, вставать не хотелось, а просто так сидеть было скучно. Аркаша посмотрел вдоль пустынной улицы, затем перевел взгляд под ноги и, не увидев там ничего интересного, посмотрел на доску скамейки, на которой сидел.

…Скамейка была уже изрезана надписями и рисунками вдоль и поперек, но Аркаша уже нащупывал в кармане найденный ножик. Немного поковыряв скамейку, он понял, что тут на результаты рассчитывать нечего. На скамейке и без того не было живого места. Забор же портить он поостерегся. Забор это не скамейка, за изрезанный забор будут крупные неприятности. Тогда он встал и зашагал назад по улице к пустырю.