Леонтий прямо-таки подпрыгнул от радости, сразу поверив ее словам. Потом грузно плюхнулся на свое место, и тут же его белая пухлая рука потянулась к вину и ветчине. С аппетитом опрокинув в себя стакан вина и закусив ветчиной, он довольно нахально обнажил свое брюшко и стал его нежно поглаживать для двойного удовольствия.
Его лицо разблаженничалось, как оживший вдруг блин.
- Когда оно, вино и теплынь, проходит внутрь по каждой нутряной жилочке в животе, надо извне животик поглаживать, чтоб наслаждение усилить... шептал он, закрыв даже глазки, чтобы не ощущать ничего, кроме себя и своего наслаждения.
А между тем лихая бабенка-экстрасенка бормотала своей соседке с другого боку:
- Помрет толстун-наслаждун лет через пять всего... Я его жалею, потому и сказала, что долго-долго проживет... Я как на ладони вижу: конец не за горами.
Толстун хохотал сам в себя.
Водка лилась непрерывной рекой, заливая скатерть, рты и раскрасневшиеся глаза.
А невеста все пела и пела.
Вдруг та самая пришедшая Бог весть откуда собачонка, совершенно ошалев, подбежала и, подпрыгнув, цапнула мертвеца за ухо, разразившись потом совершенно непонятным лаем. Как будто на ухе у мертвеца висело что-то невидимое, но увесистое и заманчивое. Старушка Анатольевна тут окончательно взъярилась.
- Да что же это такое? - заорала она во всю мочь, заливаясь слезами, так что все остальные притихли. - Когда ж это безобразие кончится?! Что ж это за тварь такая?!! Душа Семена Петровича сейчас мытарства проходит, терзается, кипит, а этой поганой собачонке хоть бы что! Да разве животное, хоть и самое дикое, может себе такое позволить перед покойником? Зверье, оно разум и уважение насчет покойников имеет. А эта тварь и не собака вовсе поэтому, а оборотень! Я в деревне жила, я их насквозь вижу!
Собачонка в ответ залилась.
- Убить ее! - заорал вдруг мужик, вставший из-за стола и весь покрасневший как рак. В руке у него был стакан водки, точно он хотел произнести тост.
Собачонка между тем опять злобно накинулась на мертвого Семена Петровича, бросившись ему чуть ли не на грудь.
- Ненормальная какая-то, - испуганно пробормотала Клеопатра Ивановна.
- Нечистое дело, нечистое, - шепнул Пантелеймон. Но тут старушка Анатольевна (и откуда только в руке появилось полено) хрястнула со всей силы по башке этой непонятной собачке.
Собачка тут же испустила дух, или ушла на тот свет, если угодно.
- Не будет теперя покой мертвых нарушать, - раздался голос из-за стола.
Мужичок Пантелеймон посмотрел на лежащий на полу собачий труп и совсем озадачился.
- Самого Семена Петровича теперь нужно хряпнуть по башке - может, он, наоборот, оживет, - поучительно сказал он. Его чуть не прибили.
Собачонку так и оставили лежать на полу. И когда вроде бы стали налаживаться отношения и в разговорах обозначился даже некоторый лиризм, толстячок Леонтий поднял бунт.
- Убрать надо трупы, убрать! - завизжал он, чуть не взобравшись на стол. - Хватит с нас трупов! Достаточно для одной свадьбы довольно, - его голос перешел прямо-таки на бабий визг. - Что ж мы тут веселимся, а они лежат... Не хочу, не хочу! Убрать в землю! Немедленно!
Пантелеймон чуть не крикнул, указывая на Леонтия:
- Вот кого надо в морду! Ишь ты, в землю! А может быть, они с нами хотят! Пировать!
Но многие поддержали Леонтия.
- Собачку можно оставить, она никому не вредит, а Семена Петровича давно пора куда-нибудь вынести, поди уж смердит, - промяукала одна молодая дама слева.
- Да не поди, а уж точно, - оборвали ее. - Сколько мы тут часов пьем и пьем, а он что ж, такой неприкосновенный?
- А кто выносить будет?! - закричал Антон с печи.
- По жребию, по жребию, - отвечали ему.
Девушка-двойник одиноко ходила в стороне.
- Бросаем жребий! - закричала экстрасенка.
- А куда ж выносить в темень, на Луну, что ли? - орали в углу.
Вдруг в дверь бешено застучали.
Все остолбенели и замолкли.
Остолбенение прервали два удара.
- Кто это? - тихо спросили.
- Лесник я, открывайте! - раздался уверенный голос за дверью, точно человек там расслышал этот полушепот.
Антон и прыткая старуха Анатольевна пошли открывать. Толстячок Леонтий упал под стол.
- Раз лесник, то откроем, - бодро сказал Антон.
Открыли.
На пороге стоял огромный, недоступного роста мужчина в тулупе, хотя на улице стояло лето. Беспорядочные волосы как бы обвивали его лицо.
- Милости просим, начальничек, - залебезила старушка Анатольевна, подпрыгивая вокруг. - У нас тут свадьба. Чичас поднесем вам стакан-другой водки, штрафной. Мы люди хлебосольные, чем богаты, тем и рады.
- А это кто? - вдруг сразу спросил вошедший, ткнув огромной ручищей в сторону мертвого Семена Петровича. - Этот кто?
- А это у нас жених, - заверещала Клеопатра Ивановна. - Только он приуныл.
Но старушка Анатольевна уже подносила леснику стакан водяры.
- Не пью, - угрюмо отстранил тот и пошел прямо к мертвецу. - Унылых я не люблю, - угрюмо сказал он. - Убрать!
Как ни странно, словно по команде, Антон и Николай перенесли тяжелое тело Семена Петровича на печь, словно ему там будет теплее.