- Вот встреча коллег!
- I am OK.
Сморчок слышал эти разговоры в подземелье, до своего появления на свет. А теперь он появился и возрос: в основном на свет появилось что-то маленькое, убогое, но жизненное - некий лепесток.
Лепесток - на выжженной, оплеванной, обмоченной нью-йоркской улице. Как отмечалось, к нему стали ходить - душегубы, убийцы, бизнесмены, маньяки и обычные средние люди. Один из них упал на лепесток. Его, оказывается, выгнали с работы, и он знал: никогда уже не возвратят.
Он рыдал в лепесток.
Сморчок (в грусти подсознания своего) вообще не понимал, как такие существа могут быть, но сам он настойчиво произошел.
Нью-йоркское солнце било в лицо.
Однажды рядом с ним лег дегенерат.
Сморчок пошевелился. Тот очнулся и сказал:
- How are you?
- I am OK.
И тогда сморчок задал нелепый вопрос:
- Деньги?
Сморчок ничего не понимал в деньгах, но под давлением всей цивилизации мог произнести это заветное слово.
Дегенерат оживился, лизнул собачье дерьмо, лежащее рядом, и вдруг произнес:
- Деньги - это власть. А у меня нет власти.
Сморчок удивился:
- Но я есть, и ты есть - и ведь мы не от денег?
Дегенерат от таких слов сошел с последних остатков своего ума: он думал, что все существует от денег.
Сморчок приподнялся, насколько мог. Ноги шли и шли. Они касались даже его внутренней сути. Поток ног. Поток победителей!
Но вдруг сморчок сказал:
- Не надо!
И тогда кто-то плюхнулся около его лепестка, освобожденный. Сморчок же опять ушел в свое подземелье, в свое "подсознание", и слышалось ему:
- How are you?
- I am OK.
- I make money [Я делаю деньги. (англ.)]
- I make love [Я делаю любовь. (англ.)]
- Love is money. Money is love [Любовь делает деньги. Деньги делают любовь. (англ.)]
Сморчок утомился. Он стал пробиваться туда, где он ниже, чем он есть. Многие люди тоже падали туда, где он был ниже, чем он есть.
И это взбесило сморчка. "Эти твари задушат меня, - подумал он. - От них нигде нет отбоя".
И они задушили бы его, если бы не милосердие Божие.
Сон в лесу
В глубоком тайном лесу, куда не любят заглядывать и звери, приютилась небольшая деревушка. Очень родные люди жили там. Но и на веселие у них тоже духу хватало. Девушки в нежных, как цветы, платьицах на полянку ходили, песни пели хороводные, травы собирали. Мужики более серьезные были: от вина и работы не оторвать... По вечерам темнел лес, сами деревья становились мраком, только шорохи и звуки клались в кустах, пугая детушек малых. Иногда и нечисть приходила с гостинцами. В такие часы деревенские боялись в избах одни оставаться: все друг к дружке жались. Во дворе где-нибудь собирались, костер жгли. Кто истории рассказывал, похождения всякие. А кто поумнее молитвы особые про себя читал. Порой и бабонька какая-нибудь всхлипывала у костра от страху.
Обласкав так друг дружку, спать разбредались на перины. Одне домовые да молитвы тайные сон их охраняли.
Зато когда солнце вставало, лес зеленый возвращался - куда только мрак уходил, непонятно. Шорохи пропадали, нечистый дремать уходил, птички Божии заместо его прилетали. Девушки по воду шли, важно друг с другом здороваясь, у старушек страх с души исчезал, мужчины с ранних часов медом-вином и работой баловались. После обеда спали все в сладости. Опосля душу друг другу раскрывали, и за этим занятием очень много часов проходило. В спокойные вечера скатерть раскладывали, самовар приносили, девки пампушек напекут, квасу, пива домашнего нанесут - чтобы о душе говорить слаще было...
Тихие, одним словом, были люди, нежные, немного загадочные.
Среди них девушка Настя жила: волосы золотистые, глаза голубые, то умные, то детские, личико белое, как снег в небесах. Молодежь деревенская между тем в прятки играть любила. И Настя тоже этой игрой не брезговала. Бывало, соберутся ввечеру на закате и прячутся. По особенному они в эту игру играли, с задумкой и всерьез.
Однажды собрались вот так и начали играть. Разбежались все по дальним местам, куда и медведь не заглядывал, только эхо одно доходило. Но как ни прятались - нашли все-таки потаeнный. Только смотрят - а Насти нет! Искали-искали, нет нигде девушки. Вся деревня стала потом ходить, даже детишки отличились - пропала Настя, и все. Словно она ягодой какой-нибудь обернулась.
В деревне той ночевал проезжий, опытный человек, с нюхом. Он и так полагал, и эдак, и по колдовству, и по уму - и тоже не смог найти. "Вот это спряталась, наверное, и сама себя найти не может", - подумал он.
Горе объяло деревню. Ведь каждый - как родной, да и куда могла уйти душенька странствовать?
Проезжий запил, загрустил и скоро уехал. А деревня долго горевала.
Прошло более года, сколько воды утекло, сколько стихий прошумело в лесу, сколько духов с пути верного сбилось!
И однажды этот проезжий опять попал в те края. Идет и думает: "А как же Настя, есть ли могилка ее? Или растащили по кускам бедное тело?"
Приходит в ту же деревню и первым делом о Насте загадывает.
- А как же, нашлась, - отвечают ему. - Только, может, лучше бы она и не находилась!