Сборник рассказов.

— Не, это занудно, — покачал я головой, опуская седалище в кресло. — На погребальный гимн похоже… Лучше вот так: эй, чувак, погляди на меня, я правитель, делай как я! Делай, как я!

— Мда, — нуль-шишига мерзко захохотал, отчего у меня закололо внутри головы. — Это ты где, на Гарлеме-13, такие стишата научился сочинять? Споешь подобное, тебя взашей попрут…

И то правда. Попробуем по другому.

— Муза, гнев ты воспой правителя многообильной Хиреи! — возопил я так, что Ерофеич подпрыгнул. — Что страх необорный внушает властителям многих планет!

— Нет, сегодня ты не в форме, — покачал головой нуль-шишига. — Повторяешься, как начинающий графоман. Давай лучше выпьем. У меня перцовка есть…

Огромная бутыль, извлеченная неведомо откуда, матово блеснула в свете ламп. Хитро смотрели с фирменной наклейки двое бородачей.

Я не стал спрашивать, где он взял бутылку. Ясно ведь, не купил.

А стены для персонажей космического фольклора — не помеха.

* * *

Из Большой Метагалактической Энциклопедии:

Перцовка: исключительно дорогой алкогольный напиток. Содержание спирта 40–60 %. Изготовляется на прародине-Земле семейным кланом Ладыгро, который бережно хранит секрет напитка. По преданиям, гнать п. начали еще в Дозвездную эру.

* * *

А на посадочном поле — суета. А на посадочном поле-толкотня. Больше сотни кораблей, самых разных форм, но все — с кукишами на обшивке. Красными, как кровь, зелеными, словно листва, черными, словно космос…

Моя фига желтая, цвета кожи переболевшего болотной лихорадкой с Сириуса-2. Ничего, сойдет.

Меж кораблей — люди. Точнее — аэды. Бегают, обнимаются, ругаются. Кто-то струны дерет, голос пробуя, кто-то встречу отмечает. Все как обычно. Тоска.

Голова вновь болела. Уговорили мы с нуль-шишигой бутылку. Ой, хорошо посидели! А когда он уходил, странную фразу бросил. «Готов ты проснуться» — сказал, и исчез куда-то. В черную дыру, должно быть. По скорости света горевать.

Пока я над Ерофеичевой загадкой думал, песню сочинить так не успел. Полет закончился.

За иллюминатором — планетка сапфиром на бархате космоса возлежит, а мониторы планетарной обороны толстенные орудия на меня наводят. Так, для порядка.

Хирея.

— Это ты, Орфей, — сказал кто-то скучным, до боли в ушах скрипучим голосом, прерывая воспоминания. — Как здоровьичко?

— Не дождетесь, — повернувшись, я встретился взглядом со старым знакомым. Только головная боль помешала мне узнать его по голосу. Гистольф Тощий, лучший аэд Семи Бронзовых Солнц. Высок, худ, словно дистрофик, нос торчит, ножа острее. И презрение — в каждом жесте, в каждой части тела, даже в растопырке пальцев…

И правильно. Ему есть, чем гордиться. Не то, что мне.

А пахнет от него — духами. Сильно. Как от девки продажной.

Противно!

— Привет, Гистольф, — говорю. — И ты тут?

— Все тут, — махнул он рукой. — Все лучшие. Так что тебе ничего не светит.

— Это мы посмотрим! — отвечаю, а сам чувствую — злиться начинаю.

— Многопочтенные аэды! — голос прогремел над посадочным полем, сильный, хорошо поставленный. Давая мне миг справиться со злостью. — Через час вас ждут в Изумрудном Дворце для проведения жеребьевки…

— Ну ладно, Орфей, — на лице Гистольфа — уверенность в собственной победе. И не напрасная. Это в разговоре голос у него хрипит, а когда поет — звенит. Не хочешь — заслушаешься. — Желаю тебе удачного жребия. Может, хоть не опозоришься, как на Тенеболе…

* * *

Из Большой Метагалактической Энциклопедии:

Тенебола: иначе — праздник Тысячи Звезд. Проводится на Канопусе-8. Включает большой спортивный фестиваль, состязания аэдов. Посвящен божествам — покровителям Галактики.

* * *

Да, уел меня Тощий. По делу. Плохо тогда получилось, ой плохо…

Песню я сочинил, а как петь начал — слова забыл. Начисто. Тухлыми яйцами птицы Рух закидали. А уж они воняют! Позорище!

Ладно, чего теперь переживать. Поздно.

А мы уже во дворце, в Изумрудном Дворце, точнее. Все здесь зеленое, от пола до потолка. Для глаз приятно. Но голова болеть даже больше стала. Странно.

У каждой двери — стража. Почетная. Рожи — красные и широкие, как подносы, плечи — впору великанам. Сами — в панцирях золоченых, на поясе — мечи в серебряных ножнах. Да не лазерные, обычные.

Пусть по космосу летаем, Галактику от края до края прошли — старину все равно чтить надо. Вот мы, аэды, кто с лирой, кто с гитарой, кто с бализетом. И ничего. Прекрасно звучим!

Для жеребьевки принесли здоровенный котел. Высыпали в него сто семнадцать стальных пластинок с номерами. Подходи — выбирай. Пробуй удачу певца.

Вот и мой черед.

Рука скрывается в утробе котла, словно в брюхе беззубой исполинской жабы. Пахнет медью, чуть кисло.

Жребий ткнулся в ладонь слепым кутенком. Ну что, посмотрим?

— Сто семнадцать, — объявляю, а сам глазам не верю. Последний — ничего себе! Последнего точно запомнят, и о его успехе (или провале?) будет помнить каждый. Да, вот повезло! Другой бы радовался, а мне плакать впору.