Глаза Беккета бегали туда-сюда, словно у неисправного боевого сервитора, ищущего цели. Ханс неосознанно искал повод наброситься на врага, полагая, что этим совершит акт гнева и благородства, но он ошибался. Спонтанный мятеж в этом ужасном месте был бы актом отчаяния. И результат будет лишь один.
Я хотел не этого. Из людей, прилетевших со мной на Голгофу, в живых осталось лишь немного. И наше задание не закончено. Трака всё еще жив.
Беккет находился в нескольких метрах передо мной. Он из последних сил тащил свою тележку, это было видно по его сильно напряженной спине. Он был на грани. Я попробовал подобраться поближе. Это оказалось трудно. У меня была лишь одна рука, чтобы тянуть свою цепь. Моя боевая клешня давно пропала, став трофеем Трака. И я уже не молод. Тем не менее, я сумел подобраться на расстояние двух метров к нему и рискнул заговорить.
— Рядовой Беккет.
— Комиссар?
Я привлек его внимание, но тут идущий впереди человек споткнулся. Это был еще один гвардеец, в одетых на нем тряпках угадывалась мордианская униформа. Не думаю, что он был с нами на Голгофе. Судя по его виду, он здесь уже очень долго. Тем не менее, он не упал и не выпустил из рук цепь. Он просто споткнулся. Но этого хватило стоящему рядом орку-охраннику. Зеленокожий взревел и набросился на него с кнутом. Этот кнут представлял собой длинный гибкий металлический кабель, усеянный острыми лезвиями. Он захлестнулся вокруг шеи мордианца. Орк с силой дернул. Кольца кабеля натянулись, сжимаясь и разрывая плоть. Голова человека отлетела. Орк снова взревел, на этот раз радостно.
В тележке Беккета лежал тяжелый обрубок трубы. Я видел, что Ханс смотрел на него и раньше. Теперь он схватил его, бросив цепь на землю.
— Беккет, нет!
Но тот уже набросился на орка, врезав трубой по голове монстра. Тот в ответ одним ударом свалил Беккета. Шипы наручей порвали ему щеку, и я услышал хруст сломанного носа. Орк наступил железным ботинком на грудь ошеломленному гвардейцу. Убрав кнут, зеленокожий достал огромный топор, висевший на поясе и занес его для удара. Глупые глазки с негодованием смотрели из-под густых бровей на Беккета.
Я шагнул вперед и пристально взглянул в глаза орка.
— Нет, — сказал я, но на этот раз охраннику, ледяным тоном и на орочьем. Я чувствовал отвращение, пользуясь этим грязным языком, но это удивило охранника. Орк засомневался.
Я выдерживал взгляд орочьих глазок своим единственным. Я смотрел на него снизу вверх, немного опустив голову так, чтобы в моей пустой глазнице было больше теней, больше тайны. Я был немолодым, одноглазым, одноруким человеком, попавшимся на глаза орку. Я должен был быть уже мертв, вокруг должны быть раскиданы мои внутренности. Но я был Ярикком, и у меня был дурной глаз. Я убивал орков взглядом. Скотина передо мной знал это. И сейчас именно это я и делал. Поскольку жизнь Беккета висела на волоске, я направил в свой глаз всю свою веру в Императора и всё свою ненависть к оркам кристальным, несокрушимым убеждением в гибели зеленокожего. Я был тем, кем они меня считали.
Топор дрогнул. Орк отвел взгляд от моего глаза и опасной пустоты глазницы, неуверенно огляделся. Что-то привлекло его внимание на высоких мостиках, скрытых во тьме над головой. Он, отпихнув ногой Беккета и дав ему пинка под зад, побежал вниз мимо рабов, рыча себе под нос.
Пока я помогал Беккету подняться, основание шеи начало покалывать. Я вгляделся в окружающие нас тени. Я почувствовал присутствие чего-то огромного. Он затаился где-то наверху. Орк. Трака.
Я не мог видеть его, но надеялся, что он видел взгляд моего глаза.
Надеюсь, в нем он увидел свою смерть.
Армия из одного
Роб Сандерс
Переводчик: AlexMustaeff
Сквозь переохлажденный металоновый туман проступает лицо.
Нейросоединение выжигает его очертания в моем мозгу. Это лицо. Я знаю это лицо…
Я пробираюсь сквозь свои кошмары. Царство полувоспоминаний, лабиринт сумрачного абсурда.
Вот я один, уличный беспризорник, дрожащий в нищете и темноте главного улья. Вонь от куч химических отходов жжет мои ноздри так же, как когда-то.
Я фыркаю и оказываюсь уже тощим юнцом, вокруг толпа и давка: идет вербовка в Имперскую Гвардию, вокруг шепчутся о великой войне, надвигающейся на Проксима Апокрифис. В ней Апокрифской Горте уготована выдающаяся роль. Я три дня простаиваю в беспокойной очереди, только для того, что бы услышать издевательский смех младшего офицера и его прислужника-сержанта. Я разворачиваюсь и ухожу.