Наступило утро первого января. Все, кто должен идти в увольнение, готовы. Стоим, ждём друга, Виталия. Он был женат и получил увольнение до утра с условием, что, если придёт вовремя, без замечаний, то отправляется с нами, не выполняет – увольнение «зарубают» всем. Времени семь тридцать, ждём, но с некоторым волнением, потому как очень хорошо знаем своего друга. Видим, перед КПП останавливается машина – подъёмный кран, с будкой для крановщика, сейчас таких, наверное, уже и нет. Оттуда, а это достаточно высоко, вываливается и падает наш друг. Шинель развевается. Как он вставал и проходил через КПП, мы не могли наблюдать, но чётко видели, как из распахнутых дверей КПП вылетает снежный ком, бежит, падает, встаёт, делает несколько шагов, опять падает, ботинки слетают, и становится понятно, что они на босу ногу. Он их обувает и бежит дальше, снова падает. И так четыре раза. Это всё видит наш старшина Михаил Васильевич Горлов, настоящий флотский, много лет прослуживший на Северном флоте. Попал туда сразу после окончания войны. Наблюдает молча, в руке держит наши увольнительные и смотрит на часы. На них семь пятьдесят две. Виталика отряхнули от снега, зашнуровали ботинки, поправили шинель, затянули ремень. На табло восемь ноль- ноль. Он чётко докладывает уже из общего строя. С двух сторон его плотно поджимают плечами, чтобы не упал. Михаил Васильевич отдаёт нам увольнительные, говоря: «Ну, Виталий, молодец!» Улыбается, махнув рукой, и добавляет: «Надеюсь, всё будет в порядке? Или опять придётся вас забирать с Речного из отделения милиции? Сегодня я дежурю до утра». Старшину мы не подвели.
Граница на замке
Сегодня праздник – День пограничника. Хочется вспомнить ребят – защитников рубежей нашей Родины.
Эта история произошла лет сорок тому назад. В те годы пограничники защищали границу моей Родины – самой великой в мире державы Союза Советских Социалистических Республик, и не их вина в том, что моя Отчизна значительно уменьшилась в размерах. Это сделали с огромной выгодой для себя продажные политики. Из них многие и сейчас при власти, продолжают делать всё для того, чтобы уменьшить размеры уже России. Мне до сих пор стыдно, что я лично ничего не смог предпринять, чтобы отстоять свою Родину – СССР.
В восьмидесятые годы в Союз приехал известный итальянский журналист. Журналисты со всего мира часто приезжали в СССР, но с разными целями. Одни, чтобы очернить наш строй, другие – по заданию спецслужб. Кстати, они писали о нас объективно, даже приукрашивая наш быт, чтобы не вызвать подозрения и иметь возможность снова вернуться в страну. Джузеппе – непростой парень, у него очень и даже очень высокопоставленные родственники. Среди них был даже премьер-министр. Главным по сопровождению назначили моего друга Евгения. Понятно, что он имел отношение к КГБ, как же без представителя «конторы Никанора»? Итак, всё по порядку. Рассказываю, как очевидец.
Самолёт Рим – Москва приземлился в Шереметьево. Джузеппе оказался приятным парнем, лет тридцати, спортивного телосложения. Поздоровались, представились. Он пытался говорить по-русски, хотя с нами был переводчик. Изъяснялся достаточно хорошо для того, чтобы мы понимали. Евгений, наклонившись ко мне, тихо сказал: «В темпе вальса и фокстрота идём в вип-зал. Там ждут». Ну и пошло-поехало. Всё по накатанному. О Джузеппе узнали всё ещё до его прилёта. Где родился, где учился, за какую футбольную команду болеет ( за «Милан»), кто из футболистов его кумир (в Италии – Мацола, в СССР – великий Яшин) и много ещё всего, что и сам журналист о себе не знал. Пошли тосты: «За Италию», «За СССР», «За дружбу между Италией и СССР». После трёх тостов – он был в норме. Пил вино, к которому привык с детства. Надо, чтобы водки хлебнул. Я громко: «За прославленный футбольный клуб «Милан»!» Джузеппе берёт фужер, а там водка. Удивлённо ставит. Евгений говорит: «За мужиков надо водку, а то будут плохо играть». Он выпил, мы вдогонку: «За Мацолу, вперед!». Парень уже не сопротивлялся. Евгений скомандовал: «Поехали».
Джузеппе забронировали хороший номер в гостинице «Берлин», который был оборудован конторой. Проводили до дверей. До утра Джузеппе не оклемался – принял, как надо. Вот так очень удачно прошёл один из запланированных пяти дней. Времени восемнадцать часов, и «конвой» может быть уже свободным.