Сборник "Рейнские рассказы" (ЛП)

Наступила ужасная борьба. Женщина, поваленная на лестнице, пыталась кусаться. Лампа, упавшая с самого начала на пол, продолжала гореть, и ее мигавший на сырой плите фитиль отбрасывал подвижные тени на сероватый фон стены.

- Где мой ребенок? - повторял полковник. - Отдай мне моего ребенка, или я убью тебя!

- Ну! как же! получишь ты своего ребенка, - насмешливо отвечала задыхавшаяся женщина.

- Погоди! не все еще кончено... верно... у меня хорошие зубы... негодяй душит меня... - Эй!... там наверху... оглохли вы! - пусти меня... я... я все скажу!..

Она, по-видимому, уже изнемогала, когда с лестницы скатилась другая мегера, старше первой, более свирепая, с криком:

- Я здесь!

Она была вооружена большим ножом мясника, и граф, подняв глаза, увидел, что она выбирала место, чтобы ударить его между плеч.

Он счел себя обреченным: лишь ниспосланная Провидением случайность могла бы его спасти. Безумная, остававшаяся до сих пор бесстрастной зрительницей, бросилась на старуху, крича:

- Это она... вот она... а! я узнаю ее... она не уйдёт от меня.

Вместо ответа фонтан крови залил чулан: старуха взмахом ножа перерезала горло Христины.

Все это было делом секунды.

Полковник успел подняться на ноги и принять оборонительное положение. Видя это, обе мегеры стремительно взбежали по лестнице и исчезли в темноте.

Коптившая лампа уже догорала, и граф воспользовался её последним мерцанием, чтобы последовать за убийцей.

Но когда он дошел до верхушки лестницы, благоразумие посоветовало ему не идти дальше.

Он слышал, как внизу хрипела Христина, и как капли крови стекали со ступеньки на ступеньку среди молчания. Это было ужасно!.. Слышно было, как на другом конце, в глубине вертепа, что-то передвигали, и граф мог опасаться, что обеим женщинам придет в голову бежать через окно.

Незнакомство с местом в течение нескольких мгновений удерживало графа на одном месте, как вдруг луч света, проскользнувший сквозь стеклянную дверь, дал ему возможность рассмотреть оба окна комнаты, выходящих в тупик, освещенных снаружи. В то же время он услышал, как на улице чей-то грубый голос закричал:

- Э! что это здесь делается!.. открытая дверь!.. ишь ты, ишь ты!

- Ко мне, - закричал полковник, - ко мне!

В тот же миг свет скользнул в лачугу.

- Ох! - произнес голос. - Кровь!.. черт.. я не ошибаюсь... - это Христина!..

- Ко мне! - повторил полковник.

Тяжелые шаги раздались по лестнице, и бородатая голова вахтмана Зелига, в своей огромной котиковой шапке, с козьим мехом на плечах, появилась на верхушке лестницы, направляя свет фонаря на графа.

Вид мундира изумил этого честного малого.

- Кто тут?- спросил он.

- Взбирайтесь наверх... молодец... наверх!..

- Виноват, полковник... Дело в том... что внизу...

- Да... только что убили женщину... убийцы здесь.

Тогда вахтман взошёл на последние ступеньки и, подняв фонарь, осветил логовище: это был чулан, вышиной не более шести футов, примыкавший к двери той комнаты, в которой укрылись обе женщины; лесенка, ведшая на чердак слева, суживала еще более его пространство.

Бледность графа удивила Зелига; тем не менее он не посмел обратиться к нему с вопросом, но последний сам спросил его:

- Кто живет здесь?

- Две женщины, мать и дочь; их называют в квартале Рынка "две Иозели". Мать торгует мясом на рынке, дочь делает колбасы.

У графа, вспомнившего тут слова Христины, произнесенные ею в бреду: "Бедная девочка... они убили ее!", - закружилась голова; предсмертный пот выступил на его лице.

Благодаря самой ужасной случайности в то же мгновение он заметил за лестницей маленькое шотландское платьице, в красных с синим клетках, маленькие башмачки, подобие шапочки с черным помпоном: все это было брошено там, в темноте. Он задрожал, но непобедимая сила влекла его - увидеть, рассмотреть все собственными глазами. Он приблизился, дрожа с ног до головы, и поднял эти маленькие тряпицы трепещущей рукой...

То было платье его ребёнка.

Несколько капель крови запачкало его пальцы.

Один Бог знает, что произошло в сердце графа! Долго, прислонившись к стене, с неподвижным взором, свесив руки, приоткрыв рот, он стоял, как бы пораженный молнией. Но вдруг он бросился к двери с исступленным рёвом, приведшим в ужас вахтмана: ничто не могло противостоять подобному толчку! Послышалось, как обрушилась в комнате мебель, наваленная женщинами, чтобы загородить вход. Лачуга задрожала при этом до самого основания, Граф исчез в темноте; потом среди мрака раздались завывания, проклятия, хриплые вопли! Во всем том не было ничего человеческого; словно схватились в яростном бою дикие звери, разрывавшие друг друга в своей берлоге!

Улица наполнялась народом. Соседи проникали отовсюду в конуру, крича: "В чем дело? Режут тут, что ли, кого?"

Вдруг наступило снова молчание, и граф, израненный ножом, в разодраном мундире, вернулся в чулан, держа в руках шпагу, покрасневшую до рукояти; его усы были также в крови, и присутствовавшим пришлось подумать, что человек этот только что сражался, как тигр.

* * *

Что же сказать вам еще?

Полковник Дидерих вылечился от ран и исчез из Майнца.