Сборник "Роберт Шекли в иллюстрациях"

У Лэнигена были некоторые сомнения как относительно первого, так и относительно второго; но он не собирался делиться ими с Торстейном.

— В этом, конечно, что-то есть. Я подумаю.

— Ты должен это сделать, — сказал Торстейн. — Я, кстати, знаю отличное местечко. Это в Мэйне, Том, и там как раз есть такое прелестное озерцо…

Торстейн был мастак по части бесконечных описаний. К счастью для Лэнигена, их внимание было отвлечено. Загорелся дом, стоявший неподалёку от них.

— Эй, чей это дом? — спросил Лэниген.

— Семьи Мэкльби, — ответил Торстейн. — Второе возгорание за месяц. Везёт им!

— Может, нам следует поднять тревогу?

— Ты прав. Я сам это сделаю, — сказал Торстейн. — И помни, что я тебе сказал насчёт этого местечка в Мэйне, Том.

Торстейн повернулся, чтобы идти, но тут случилось нечто довольно забавное. Как только он ступил на тротуар, бетон под его левой ногой стал жидким. Захваченный врасплох Торстейн позволил ноге погрузиться в него по щиколотку, а инерция первоначального движения бросила его вперёд, лицом на мостовую.

Том поспешил помочь ему, пока бетон не затвердел.

— С тобой всё в порядке? — спросил он.

— Кажется, вывихнул лодыжку, — пробормотал Торстейн. — Но всё нормально, идти я смогу.

Он заковылял прочь, чтобы сообщить о пожаре. Лэниген остался наблюдать. Он решил, что пожар возник в результате спонтанного самовозгорания. Через несколько минут, как он и ожидал, пламя погасло в результате спонтанного самозатушения.

Нельзя радоваться бедам ближнего своего, но Лэниген не смог сдержать смешка при мысли о вывихнутой лодыжке Торстейна. И даже стремительный селевой поток, затопивший Мэйн-стрит, не смог испортить его хорошего настроения.

Но потом он вспомнил о своём сне, и его снова охватила паника. Он поспешил на назначенную встречу с доктором.

Приёмная доктора Сэмпсона на этой неделе была маленькой и тёмной. Старый серый диван исчез, вместо него стояли два кресла в стиле Луи Пятого и висел гамак. Изношенный ковёр переткался заново, а лилово-коричневый потолок был прожжён сигаретой. Но портрет Андретти был на своём обычном месте на стене, и большая бесформенная пепельница сияла чистотой.

Внутренняя дверь открылась и высунулась голова доктора Сэмпсона.

— Привет, — сказал он, — одну минутку.

Голова исчезла.

Сэмпсон был точен. То, чем он там был занят, отняло у него лишь три секунды по часам Лэнигена. А секундой позже Лэниген был распростёрт на обитой кожей кушетке со свежей бумажной салфеткой под головой. А доктор Сэмпсон спрашивал:

— Прекрасно, Том, ну как наши дела?

— То же самое, — ответил Том. — Только хуже.

— Сон?

Лэниген кивнул.

— Давай разберём его ещё раз.

— Я предпочёл бы этого не делать, — сказал Лэниген.

— Боишься?

— Даже больше, чем раньше.

— Даже сейчас, здесь?

— Да. Именно сейчас.

Наступила целительная, многозначительная пауза. Затем доктор Сэмпсон сказал:

— Ты уже говорил раньше, что боишься этого сна, но никогда не говорил мне, почему ты его так боишься.

— Ну… Это будет звучать слишком глупо.

Лицо Сэмпсона было серьёзным, спокойным, строгим- лицом человека, который ничего не считает глупым, который физически не способен найти что-либо глупым. Возможно, это была маска, но маска эта, по мнению Лэнигена, внушала доверие.

— Хорошо, я расскажу, — внезапно сказал Лэниген, но тут же запнулся.

— Давай, — сказал доктор Сэмпсон.

— Ну, это оттого, что я верю, что когда-нибудь, каким-то образом, я сам не понимаю как..

— Да, продолжай, — сказал Сэмпсон.

— Да, так вот мир из моего сновидения станет реальным миром.

Он снова запнулся, затем продолжил с напором.

— И в один несчастный день я проснусь и обнаружу, что я в том мире. И тогда тот мир станет реальностью, а этот — всего лишь сновидением.

Он повернулся, чтобы увидеть, как подействовало на Сэмпсона его безумное признание. Если доктор и был поражён, он этого не показал. Он спокойно раскуривал свою трубку от тлеющего указательного пальца левой руки. Потом он загасил палец и сказал:

— Да. Продолжай.

— Что продолжать? Это всё, и всё дело именно в этом!

На розовато-лиловом ковре появилось пятнышко размером с четвертак. Оно потемнело, разбухло и выросло в небольшое фруктовое дерево. Сэмпсон сорвал один из пурпурных стручков, понюхал, положил на стол. Он посмотрел на Лэнигена твёрдо, печально.

— Ты уже рассказывал мне раньше про этот свой кошмарный мир, Том.

Лэниген кивнул.

— Мы обсудили его, проследили истоки, раскрыли его смысл для тебя. В последние месяцы, как мне кажется, мы установили, почему тебе необходимо терзать себя этими кошмарами и ночными страхами.

Лэниген кивнул с несчастным видом.

— Но ты отказываешься посмотреть правде в глаза, — продолжал Сэмпсон. — Ты каждый раз забываешь, что мир твоих снов — это сон, только сон и ничего больше, сон, управляемый произвольными законами, которые ты сам же и создал для удовлетворения нужд твоей психики.

— Хотелось бы мне в это верить, — сказал Лэниген. — Загвоздка в том, что этот мой треклятый кошмарный мир странно логичен.