Сборник статей

В своей попытке описать процесс индивидуации Юнг ссылается на приведенные выше слова Святого Павла и замечает, что "центр абсолютной личности совпадает уже не с эго, а с точкой, находящейся точно посередине между сознанием и бессознательным. Это есть точка нового равно­весия, новый центр абсолютной личности, фактический центр, который, благодаря своему фокусному положению между сознанием и бессознательным, подводит под личность новую и более надежную основу".

Этот процесс символически выражен в нарисованном Ле­онардо Иоанне, его находящейся за гранью жизни и смерти улыбкой, с его знанием убывающего эго и прибывающего "я",127 знанием, в котором язычество и христианство образо­вали новое единство. В психологии людей Ренессанса, как и в психологии современного человека, природа, в Средние Века гонимая, и язычество зачастую представляются симво­лами "противоположного аспекта", который требуется интегрировать. Христианство Савонаролы и инквизиции не могло не считать созданного Леонардо "Иоанна Крестителя" "дьяволом", и это почти чудо, что картины Леонардо не стали жертвами ярости религиозных организаций; но для совре­менного человека они являются знаками и сверхъестествен­ными символами новой эры в его представлениях о себе самом.

То, что Леонардо поднялся над добром и злом, христиан­ством и язычеством, мужским и женским началом, заметил Ницше, с его уникальным психологическим чутьем: "Возмож­но, Леонардо да Винчи - это единственный художник со сверххристианским мировоззрением. Он знает Восток, "землю рассвета", как находящийся внутри, так и вне его. В нем есть что-то сверхъевропейское и молчаливое: характер­ная черта любого человека, видевшего слишком много хоро­шего и плохого".

В ощущении, принявшем форму картины Леонардо, Эрос и Логос больше не являются противоположностями, а обра­зуют высшее единство. Он проник в мир мистического единства творческой спонтанности и закона, смысла и необ­ходимости. Для него любовь и знание стали едины.

С этой точки зрения Леонардо понял, что необходимость смерти изначально присуща природе, точно так же, как постиг он компенсационный принцип природы, не оставляю­щей свои создания "осиротелыми":

"Почему природа не устроила так, чтобы одно животное не должно было жить благодаря смерти другого".

"Природа непостоянна и получает удовольствие от бес­прерывного создания новых жизней и форм, поскольку знает, что они увеличивают ее земную субстанцию, природа более ловка в творении, чем время - в уничтожении; и потому она устроила так, что многие животные служат пищей друг другу; и поскольку это не удовлетворяет ее, она часто насылает ядовитые испарения и всевозможные болезни на большие скопления животных; и больше всего на людей, елейность которых увеличивается очень быстро, потому что другие животные не поедают их... Стало быть земля ищет смерти и постоянно жаждет воспроизводства".

И в результате того же самого ощущения необходимости он пишет: "Я думал, что учился жизни, а на самом деле учился и учусь, как умирать".130

Его автопортрет в пожилом возрасте свидетельствует, что Леонардо достиг уникальной для Запада стадии раз­вития - стадии старого мудреца. Но лицо на этом рисунке -это не просто лицо старого умного человека; это еще и лицо творца и ученого, в котором доброта и суровость, мучитель­ные творческие порывы и спокойствие знания пришли в пол­ное равновесие. Странно, но среди лиц всех "Великих Личностей", только надменное и одинокое лицо Леонардо больше всего соответствует представлениям европейцев о Боге-Отце.

Старый мудрец и молодой бог являются двумя архе-типическими формами, в которых мужское начало связано с Великой Матерью, как Софией. Что касается молодого бога, то здесь доминирует материнский аспект Духа-Матери: он -ее сын и любовник. В случае со старым мудрецом, домини­рующей фигурой является молодая Дева-София (дочь); для Леонардо ею была Монна Лиза; в ней он увидел Эрос Софии. Оба эти аспекта, образующие совершенную женскую духов­ность, воздействовали на Леонардо до самого конца его жизни; по отношению к ним он оставался проблемным и амбивалентным: юноша и старый мудрец в одном лице.

Пожизненная верность Леонардо фигуре богини грифов, свидетельство чему мы находим в каждой фазе его творчес­кого бытия, была истинной причиной его одиночества, не нарушенного ни одним человеческим существом.131

Его любовь и его Эрос выходили за пределы человечес­кого. В этом было его величие и это же служило ему пре­пятствием. Его Эрос никогда не разрывал связи с бесконеч­ным, с богиней-матерью. То, что вначале было бессозна­тельным мотивом, с течением жизни стало реальностью, реальностью его картин и научных исследований, и, наконец, в середине жизни привело его к встрече с человеческим существом - Моной Лизой. Но нет ничего случайного в том, что он встретился с женщиной, обреченной на раннюю смерть: даже в отношениях с людьми он сохранял свою связь с бесконечностью.