Сборник статей

Один полюс этого напряжения создается сознанием твор­ческого человека, его волей и желанием сделать дело. Как правило, он знает цель и как к ней идти. Но из бесчисленных рассказов творческих людей мы знаем, что, независимо от их желаний, бессознательное зачастую вламывается со "своими претензиями", которые никак не совпадают с наме­рениями художника. (Приведем лишь один пример: цикл То­маса Манна об Иосифе поначалу задумывался, как неболь­шой рассказ, но потом перерос в длинный роман, потребо­вавший десять лет труда.) Но, несмотря на автономию бессознательного, архетипический мир не занимает враж­дебную полярную позицию по отношению к сознанию; ибо часть сознания творческого человека всегда восприимчива, доступна и повернута к бессознательному. Таким образом, у величайших из творческих людей основное содержимое, подавленное коллективным сознанием, вырывается на поверхность не как враждебная сила, поскольку "я" творчес­кого человека, его целостность, и эту силу превратило в созидательную энергию.

Связь творческого человека с корнями и основой кол­лектива, пожалуй, наиболее красиво выражают слова Гельдерлина: "Мысли об общинном духе тихо умирают в душе поэта".17 Но плоды труда творческого человека, как часть его развития, всегда связаны с его "простой индивидуаль­ностью", с его детством, его личными ощущениями, его взле­тами и падениями, склонностью его эго к любви и ненависти. Ибо обостренное восприятие творческого человека позволя­ет ему в большей степени, чем обычному человеку, "познать самого себя" и "пострадать от самого себя". Его устойчивая зависимость от своего "я" защищает его от соблазна кол­лективного эго-идеала, но делает его более чувствительным к пониманию его неадекватности самому себе, своему "я". Через это страдание, причиняемое ему его тенью, ранами, полученным еще в детстве и с тех пор не затянувшимися (это врата, сквозь которые течет поток бессознательного, но ко­торые доставляют непрерывные мучения эго), творческий человек достигает смирения, которое не дает ему перео­ценивать свое эго, поскольку он знает, что слишком зависит от своей цельности, от неведомого "я" внутри него.

Как его детская природа, так и его неадекватность миру, вечно поддерживают в нем его память о первичном мире и то счастливое чувство, что он может, по крайней мере время от времени, быть адекватным этому миру и восприимчивым к нему. В творческом человеке, восприимчивость и стра­дания, проистекающие из высшей формы чувствительности, не ограничиваются восприятием детского и архетипического миров, а также "реального", "великого", так и хочется сказать "стоящего" мира. Можно быть уверенным, что всегда и везде он будет стремиться открыть это мир заново, заново раз­будить его, придать ему форму. Но он не отыщет этот мир, если будет искать что-то, находящееся вне его; нет, он знает, что его встреча с полной реальностью, с единым миром, в котором все по-прежнему пребывает в "целости", связана с трансформацией его самого в направлении целостности. По этой причине, он должен в любой ситуации, в любом комп­лексе, расчищать тот единственный проход, через который может проникнуть открытый мир.

Но хотя, в особенности у величайших из творческих людей, процесс формирования зачастую идет долго и труд­но, требуя от эго и сознания огромных усилий, встреча с собственной глубиной является, как и любой подлинно тран­сформативный процесс, не актом воли и не чудом, а событием, происходящим по милости Божьей. Это не умень­шает значимости "opus", напротив - увеличивает ее; пос­кольку, в результате загадочного общения с "я", эго, обосно­ванно ли, необоснованно ли, но возлагает на себя ответст­венность за работу, не отрицая своей вины и неготовности.

Хотя творческий процесс зачастую направлен на удо­вольствие и не всегда преисполнен страдания, внутреннее напряжение или страдание души создает проблему, которую можно творчески решить только путем создания произве­дения. В этом страдании, которое творческий человек до­лжен испытывать в своей непрерывной борьбе с бессозна­тельным и самим собой, восходящая трансформация, которая составляет процесс его индивидуации, ассимилирует все недостатки, поражения, неудачи, тяготы, несчастья и болезни человеческой жизни, что обычный человек отбрасы­вает в сторону и относит на счет тени и Дьявола, как отрица­тельных элементов, противостоящих его эго-идеалу.

Но единство эго и "я", которое определяет творческий процесс, как таковой, содержит также зоны оцепенения и хаоса, угрожающие жизни обладающего сознанием челове­ка. В творческой сфере они порождают третий элемент, ко­торый охватывает и превосходит их обоих, и этот элемент есть форма. Обе антитезы участвуют в ней, ибо оцепенение и хаос - это два полюса, соединенные в форме, и форме с двух сторон угрожают склероз и хаотический распад.

Однако негатив исправляется не только узами формы. Ибо творческий человек всегда находит источник роста и трансформации в своей собственной тени и несовершенстве.