Сборник статей

Поэзией мы называем прорыв сознания “во области заочны”. Печаль в Блоковских стихах На улице дождик и слякоть, / Не знаешь, о чем горевать — это не сожаление по поводу плохой погоды, а некая метафизическая печаль. Неадресованность интонации, создаваемая монотонией трехстопного амфибрахия, отнимает у фразы все возможные обертоны смысла, прикрепляющие ее к какой-то данной реальной ситуации. И вопрос Что же ты потупилась в смущенье!, который можно произносить по-разному: насмешливо, гневно, укоризненно, ободряюще и т.д., — приобретает, благодаря 5-ст. хорею, обобщенный характер, не позволяющий подмешивать ни одну из перечисленных эмоций. Звучание речи получает свободу от каких бы то ни было реальных обстоятельств, как голос пастора под сводами готического собора. Ритмическая монотония, выражающая неадресованность, как бы служит заслоном для сиюминутных, злободневных эмоций, и они замещаются теми “вечными” — скажем так, — которые свойственны человеческой психике и хранятся в придонных ее областях, бытовыми условиями не востребованные.

Неадресованность, вписанная при помощи разделения на стиховые отрезки, приподнимает речь над конкретной ситуацией, дает возможность выражения тем скрытым состояниям души (или лучше скажем — сознания), которые переносят поэта и его читателя в виртуальное инобытие. Поэт интонационно обращается к несуществующему адресату.

При этом даже самые незначительные, пустячные реалии “здешнего” бытия и быта, столь охотно привлекаемые поэзией прошлого и нынешнего века, не только не мешают перемещению, но играют роль показателей дальности расстояния, пройденного поэтической мыслью, стремительности, с которой она соединяет “далековатые” миры.

Исследуя ИП, А.К.Жолковский набрел на интересный случай — аграмматические инфинитивы Шершеневича, которым посвятил отдельную статью. И здесь наблюдения исследователя имеют прямое отношение к речевому механизму стиха, подтверждая его интонационную природу. Примеры аграмматических инфинитивов появились у Шершеневича в связи с его переводами манифеста и прозы Маринетти, ломавшего грамматику. Сама установка на ломку синтаксиса, позаимствованная Шершеневичем у Маринетти, оказалась возможной потому, что опиралась на одно из основных свойств поэтического смысла — его синкретизм.

Если мы зададимся вопросом, почему, собственно, стиховой смысл разрушается при пересказе прозой (нет никакого очарования в признании: “я вас любил; может быть, любовь в моей душе не совсем угасла, но пусть она больше не тревожит вас” и т.д.), придется признать, что стиховой смысл возникает лишь при одновременном воздействии ритма, рифмы, лексики и грамматики, то есть при синкретическом восприятии логико-грамматических и чисто стиховых элементов речи. Да и логические элементы в стихах связаны зачастую нелогической (аграмматической) связью, что заставляет исследователей говорить о контрапункте. Поэтический синтаксис сам по себе, можно сказать, без усилий новаторов стихотворной речи ломает установленный грамматикой порядок. Такие синтаксические аномалии, как Я берег покидал туманный Альбиона (я берег и туманный Альбиона) или Через ливонские я проезжал поля — возможны только в стихотворной строке. Примеров не допустимых в прозе инверсий много, не стоит на них останавливаться, обратим лишь внимание на их естественность в стихотворной речи, обусловленную необычной для прозы интонацией неадресованности — ритмической монотонней.

В основе поэтического восприятия смысла (и, соответственно, поэтического выражения) лежит ассоциативный способ мышления. Сэпир, приводя пример бессмысленного соположения слов sing praise, говорит: “Оказывается психологически невозможным услышать или увидеть эти слова вместе, не постаравшись хоть сколько-нибудь связным образом их осмыслить” [Сэпир Эдуард. Язык. М.-Л., 1934, с. 49]. При этом связь в сознании образуется без помощи логики и грамматики, то есть не аналитически, а ассоциативно. Этот пример объясняет природу рифмы, ее семантико-фонетический комплекс, служащий фундаментом поэтического смысла.

Наблюдая случаи аграмматических инфинитивов Шершеневича, А.К.Жолковский рассматривает их как логический эллипсис, который можно и даже следует восстановить для понимания.

...Лечь — улицы. Сесть — палисадник. Вскочить — небоскребы до звезд...