Сборник статей и интервью 1995-2000гг.

Дровосеки пока чешут затылок и размышляют. Вообще-то аргументы Волка звучат убедительно. Но с другой стороны…

Может, на всякий случай все-таки зарубят.

Поживем - увидим.

ВЫРОЖДЕННЫЕ РЕЗОЛЮЦИЕЙ

Желания у органов - прежние, возможности - увы. И это опасно!

Спецслужбы существуют в любом государстве. Вопрос в том, каковы их функции и какова их ответственность перед обществом. В конце 80-х годов российская «демократическая интеллигенция» испытывала острейшую ненависть к спецслужбам, причем на эмоциональном уровне не делалось никакого различия между политическим сыском и, скажем, контрразведкой.

И в самом деле - если наше государство было «империей зла», то все, кто его защищал, должны были считаться злодеями, даже если защищали его не только от диссидентов, но и от иностранной разведки или от контрабандистов и наркоторговцев. Парадоксальным образом эта неприязнь «демократов» к спецслужбам оказалась одним из важных препятствий для реформы органов госбезопасности.

Для успешного преобразования подобных структур нужно разобраться в их реальном функционировании, в том, какие функции и структуры являются общественно опасными, а какие, напротив, социально необходимыми. На самом деле первая половина 90-х оказалась временем, когда, с одной стороны, спецслужбы постоянно публично ругали и унижали, а с другой - ничего в них принципиально не менялось.

Еще один исторический парадокс состоит в том, что наиболее серьезные попытки реформировать систему госбезопасности и ввести ее деятельность в строго очерченные законом рамки предпринимались именно во времена «коммунистического режима». Уже замена Ежова Берией означала усиление внешнего контроля над репрессивным механизмом, хотя для миллионов жертв ГУЛАГа мало что изменилось. Первая реформа системы госбезопасности была осуществлена во время хрущевской оттепели и, что бы мы теперь ни говорили, была достаточно успешна. Советским начальством в тот момент руководили не демократизм и человеколюбие, а элементарный инстинкт самосохранения. После того как при Сталине «органы» истребляли партийную элиту целыми съездами, стало ясно, что репрессивные структуры не должны быть непосредственным инструментом борьбы за власть. «Разборки» в Центральном комитете и Политбюро продолжались и после этого, но вопросы решались среди своих, политическими методами. Убитых больше не было.

Кроме того, была предпринята попытка законодательно урегулировать деятельность спецслужб и подчинить ее определенным правилам. Эти правила в целом соблюдались, хотя и не на сто процентов (на все сто закон не соблюдает ни одна спецслужба). И все же для советского общества это было огромным шагом вперед. В условиях формальной законности массовые аресты стали помимо прочего технически невозможными.

Насчет закона надо, конечно, сделать оговорку. Легко было его соблюдать в условиях, когда партия сама для себя законы писала, сама координировала их исполнение. В конце концов 70-я статья Уголовного кодекса РСФСР давала огромный простор для репрессий «в рамках закона». Да, без ордера прокуратуры нельзя было проводить обыски, не говоря уже об арестах. Но какой же советский прокурор рискнул бы отказать в ордере «товарищам из органов»?

И все же это был шаг вперед. Ордер хоть как-то надо было обосновывать, даже у политической полиции появилось какое-то элементарное правосознание, не говоря о том, что отныне репрессивная машина работала довольно медленно (по сталинским меркам, конечно).

Я имел возможность испробовать на себе работу этой системы в 1982 году в качестве обвиняемого по 70-й и довольно экзотической даже для того времени 72-й статье (антисоветская организация). В Лефортовской тюрьме было чисто, сытно кормили, следователи разговаривали «на Вы». Пугали, конечно, но это законом не запрещается. Во время допросов в союзном следственном управлении даже поили чаем.

«Приятно иметь дело с политическими, - рассуждал следователь Гарус, предлагая мне печенье. - Политические - люди интеллигентные, с ними интересно поговорить». Я ответил, что «клиенты» КГБ вообще, по определению, должны обладать некоторым интеллектальным уровнем. «Необязательно, - возразил мой собеседник. - По-разному бывает».

Тут я вспомнил слова другого следователя - капитана Балашова из московского управления, который утверждал, что ему совершенно все равно, кого допрашивать, было бы указание. Впоследствии Балашов сделал большую карьеру при Ельцине, ему, уже в качестве руководителя всего следственного управления КГБ, в 1993 году поручено было разбираться с «коммунистическими мятежниками» и «просоветскими элементами». Видимо, у каждого был свой вкус.

«Нет, правда, политические дела - это очень хорошо. Люблю допрашивать интеллигентных людей», - закончил следователь Гарус и обаятельно улыбнулся.