Сборник статей и интервью 1995-2000гг.

На протяжении десяти лет либеральные интеллектуалы пугали публику и друг друга возвращением коммунистов. Вообще-то большинство наших деятелей культуры или мэтров отечественной журналистики при коммунистах жили вполне сносно. Да, им мешали работать, но на самом-то деле никакого тоталитаризма давно не было. При тоталитаризме перестроек не бывает. Просто прорабам перестройки, ставшим затем певцами неолиберальных реформ, нужен был образ врага. Коммунисты на эту роль прекрасно подходили - благо про сталинские репрессии никто еще не забыл.

Образ врага получился до того страшный, что интеллектуалы в него сами поверили и испугались. Ради борьбы со страшной угрозой «тоталитарного реванша» действующей власти можно было простить все что угодно. Те самые люди, что сегодня кричат «демократия в опасности», в 1993 году приветствовали нарушение Конституции и стрельбу по парламенту. Те самые голоса, что предостерегают нас ныне против введения цензуры, еще недавно призывали запрещать «красные» издания.

Да, реальная опасность всегда приходит не оттуда, откуда ее ждут. Но это лишь часть проблемы. Главная беда в том, что наступление авторитаризма в постсоветской России готовили и поддерживали именно люди, до сих пор называющие себя демократами. Сейчас жалуются на принудительное единодушие прессы. А разве не была «демократическая» пресса так же единодушна в начале 90-х, когда ни одного критического слова в адрес «реформаторов» и Ельцина нельзя было сказать, не получив тут же ярлык «врага демократии»? Телевидение совершенно тоталитарно внушало нам пропагандистские клише, запугивало «красно-коричневой угрозой».

Да, разумеется, в 1991-1993 годах существовала и коммунистическая пресса, но доходила она только до коммунистов. Деятелям Верховного Совета для того и нужен был собственный орган, чтобы дать понять обществу, что в России существуют политические силы, не являющиеся коммунистическими, не выступающие за возврат к прошлому, но тем не менее не согласные с проводимой политикой. Сейчас уже можно констатировать, что почти все предостережения, которые делали в 1992-1993 годах экономисты, близкие к Верховному Совету, оказались верны. Развитие страны пошло именно по пути олигархического и периферийного капитализма, привело к деиндустриализации и обострению социальных противоречий. В 1993 году это было не менее очевидно, чем теперь. Если бы тогда критики реформ смогли достучаться до общественного мнения, многое сегодня было бы по-другому. Такой возможности народным депутатам 1992-1993 годов не дали, к ним прилепили образ врага.

А как известно, если враг не сдается, его уничтожают.

В 1993 году власть впервые переступила через закон и через кровь. Сделала она это под аплодисменты либеральной публики. Кто доказывал нам, что Конституцию можно нарушать ради политической целесообразности, кто выступал в прессе, оправдывая расстрел толпы у «Останкина», кто ходил радостно смотреть на горящий Белый дом?

После расстрела парламента либеральная интеллигенция с энтузиазмом поддержала авторитарную Конституцию 1993 года, которая по всем параметрам была огромным шагом назад по сравнению с законодательством 1991-1992 годов. Мало того что ельцинский Основной Закон сделал правительство и президента по существу неподотчетными, он поставил под их контроль Конституционный суд, тем самым положив конец независимости судебной системы.

Парламент превратился в декорацию, где могла сколько угодно заседать картонная оппозиция.

Первая война в Чечне была логическим продолжением стрельбы по Белому дому. В самом деле, почему нельзя бомбить дворец Дудаева в Грозном, если можно было в Москве стрелять по Дому Советов? Почему нельзя убивать мирных жителей в Чечне, если то же самое позволительно делать в собственной столице? Чем чеченские боевики лучше «красных» боевиков, которых так боялись в 1993 году?

Наши правозащитники сами призывали власть не считаться с законами и расправиться с инакомыслящими. И никому не приходило в голову, что «красные», оказавшись в меньшинстве, имеют такие же права человека, как и все остальные люди. Инакомыслящие имеют право на свое мнение даже тогда, когда оно нам не нравится, а право на свободу мысли, как заметила Роза Люксембург в полемике с Лениным, - это именно право на инакомыслие. Даже если ностальгирующие коммунисты не являются сторонниками демократии, они все равно остаются гражданами и должны быть защищены законом. Либеральная интеллигенция, избавившись от советской цензуры, не желала слышать голоса тех, кто страдал от новой постсоветской системы. В итоге она взяла на себя ответственность за все происходящие безобразия.