Сборник статей и интервью 2004-05гг. (v1.1)

Но если говорить о более широкой проблеме, конечно, олигархический капитализм ставит перед нами вопрос либо о демонополизации в рамках рыночного подхода, либо о национализации. Надо говорить и об этом тоже. И то, что сейчас происходит с ЮКОСом это не национализация, это перераспределение собственности. И это четко подчеркнул Путин. В тех рыночных условиях, которые сложились в стране, одна компания захватила другую не дружественным образом. То, что эта компания была государственная, на самом деле второстепенный момент, связанный исключительно с тем, что данная группа людей, контролирующая победившую компанию, еще не смогла приватизировать ее на легальном уровне. Если мы говорим о национализации, как о методе борьбы с олигархией, то надо честно отдавать себе отчет, что создание государственных монополий само по себе не является выходом, если эти госмонополии по своему поведению, по своей структуре, по своей организации не будут отличаться от частных монополий. Они могут быть столь же олигархическими, только, может быть, более бюрократизированными. Так мы можем перескочить от плохого к худшему, а не к лучшему. Говорилось о том, что сторонников антиолигархических мер обзывают Шариковыми, обвиняют нас в желании взять и поделить и т.д. Вообще «взять и поделить» - это сугубо буржуазный подход. Взяли и поделили в 1991 - 94 годах. Тогда Шариковы были реально у власти. Они взяли общенародную собственность и поделили между собой. На самом деле задача стоит в другом. Чтобы взять и не делить. Чтобы взять в общественное достояние, и сделать такую систему, чтобы хоть какая-то часть собственности и всенародного достояния работала на общество в целом, на регионы, на трудящихся, на население и т.д. В этом плане все равно встает вопрос о государственном секторе, о государственной собственности, но это не механический вопрос. Не всякая государственная собственность будет работать на общество. Это достаточно принципиальный вопрос. Стоить спросить: «А какое собственно государство?». Если мы хотим, чтобы что-то делало государство или что-то отдали государству, то какому государству мы это хотим отдавать? Проблема в том, что нынешнее государство, действительно, начинает тяготеть если не к тоталитаризму, с чем я готов поспорить, я не вижу тоталитаризма, то, во всяком случае, к авторитаризму. И это действительно какой-то государственный корпоративный авторитаризм, не эффективный, достаточно чуждый населению и абсолютно вписываемый в олигархическую структуру экономики, если брать структурные ее параметры. То есть он не настроен реструктурировать экономику. Что может быть альтернативой? Альтернативой является демократия, во-первых. И мы можем говорить о социальном государстве. А, во вторых, как левые мы имеем право думать и мечтать о социалистическом демократическом государстве. И об этом мы говорить обязаны. Но в любом случае, мы можем и должны говорить о социальном государстве. И не просто о демократии, а о демократии, опирающейся на сильные местные власти, на местное самоуправление, на демократию регионального уровня, которая обладает реальными экономическими рычагами. Это, я считаю, принципиальный вопрос, который должен решаться не из Москвы, а с одной стороны в регионах и через регионы, а с другой стороны, он должен решаться на общероссийском уровне. Это должно быть давление, идущее из регионов, которое заставляет центр, заставляет федеральные структуры принимать соответствующие меры и действовать соответствующим образом.

ЕВРОПЕЙСКАЯ ПРИМАНКА

После «оранжевой революции» на Украине вопрос о расширении Европейского Союза снова стал актуальным в Восточной Европе.

Администрация Ющенко в Киеве добивается недвусмысленных обещаний от Брюсселя, который, хоть и не дает гарантий, но и отказать не может. Белорусская оппозиция твердо уверена, что только «проклятый режим» Лукашенко мешает присоединению республики к семье европейских народов. А в Москве угрюмо обижаются: если встал вопрос о членстве Турции, то мы чем хуже?

Логика процесса такова, что границы «единой Европы» рано или поздно раздвинутся до Казахстана, Киргизии, Армении и Грузии, после чего зайдет речь о Тунисе или Алжире, которые, в качестве бывших провинций Римской империи или заморских департаментов Франции имеют не меньше оснований считать себя Европой, чем какая-нибудь Финляндия.

Но этого, разумеется, не произойдет. Дело вовсе не в том, что у Западной Европы не хватит средств, чтобы субсидировать возрастающее число бедных родственников. Речь идет о куда более серьезных противоречиях, о том, что подрываются сами исходные принципы европейской интеграции.

Чего ждут в Восточной Европе от присоединения к Евросоюзу? Во-первых, европейского образа жизни с высоким материальным достатком и с высоким уровнем социальной защищенности (как говорят финны, русские приезжают в Хельсинки посмотреть на реальный социализм). Во-вторых, считается, будто присоединение к единой Европе гарантирует развитие демократических институтов.