Сборник статей и интервью 2009г (v1.26)

Так или иначе, кризис меняет политические расклады. Плюрализм наступает. Беда лишь в том, что различия взглядов, намечающиеся между соперничающими кланами и группами, не отражают никакого принципиального идейного противостояния. Это не левые против правых, даже не западники против патриотов, а просто Иван Иванович против Ивана Никифоровича. Их позиции на правом и левом фланге могут меняться как расположение партнеров в кадрили, и нет ни смысла, ни надежды в попытках усмотреть здесь какую-то последовательную идейную логику. Эта толкотня на узком пятачке государственной бюрократии напоминает скорее игру в «Царя горы», чем принципиальное противостояние политических сил.

Полноценная, последовательная и идеологически обоснованная политика придет лишь тогда, когда решение общественных проблем станет делом самих масс. Выступления левых не могут заменить вовлечение масс в политические события - задача левых в том, чтобы стать катализатором этого процесса, ускорить и сориентировать его. И этого не достичь с помощью одиночных пикетов, скандальных акций, проводящихся группами из пяти-шести человек в целях саморекламы и заумных теоретических дискуссий.

Шансы для массовой политики возникают там, где намечается раскол внутри власти. И сами представители власти в подобной ситуации склонны провоцировать вовлечение людей в события, как это сейчас делает тот же Рахимов, инициируя кампанию критики «Единой России» в Башкирии.

Только включаться в эту дискуссию надо не для поддакивания той или другой стороне, а со своим принципиальным и честным взглядом на вещи. С пониманием собственных целей, перспектив и требований. И тогда спор между поссорившимися начальниками действительно перерастет в общественное противостояние по вопросу о том, какой быть послекризисной России.

CЧЕТ НА МИЛЛИОНЫ

Хороший фашизм и фашизм плохой

Английский социолог Стюарт Холл назвал это «дискурсивной борьбой». Идеям, концепциям, анализу противопоставляются не другие идеи, критика, аргументы, а образы, эмоции и ассоциации. Не только идеи, но даже и термины могут быть эмоционально дискредитированы и изъяты из употребления, превратившись в некий негативный знак, запретный звук.

На протяжении последнего десятилетия ХХ века именно такая «дискурсивная борьба» вывела из употребления в «серьезном обществе» социалистические идеи любого рода. Достаточно было произнести слово «национализация», «классовые интересы» или даже просто упомянуть о «социальной справедливости», как в ответ звучало слово «ГУЛАГ» и обвинение в тоталитаризме.

Любопытно, что параллельно таким же точно образом (только в обратном порядке) происходила реабилитация «национального дискурса». Разумеется, часть либеральной интеллигенции и сегодня готова объявить фашистом всякого, кто упомянет существование этнических различий или, не дай Бог, нации. Но этот тип ответа, в свою очередь, свидетельствует о маргинальной позиции говорящего в рамках нового «мейнстрима». А господствующая тенденция имеет направление противоположное. Даже в Германии, где после 1945 года любые разговоры про «национальные корни» и «исторические традиции немцев» вызывали у благопристойной публики вполне понятный дискомфорт, ситуация меняется. Нацизм сам по себе, национальная традиция - сама по себе. «Работа над дискурсом» позволила понемногу, осторожно и сравнительно безболезненно расцепить эти понятия. И в начале нынешнего века даже социал-демократы в Германии заговорили так, как говорили за сто лет до этого правые консерваторы. С другой стороны, это логично. Если любые идеи, связанные с социальными преобразованиями, защита интересов труда и обсуждение нового, коллективистского способа организации жизни равнозначны тоталитаризму, то на что опираться в поисках хоть какой-то общности? Только на голос крови, национальную традицию и общие культурные корни.