Речь эта произвела сильное впечатление в слушателях. Многие из иудеев и прозелитов последовали за апостолом, дабы получить от него обстоятельнейшее наставление в вере. В следующую субботу почти весь город собрался слушать слово Божие.
Но столь счастливому началу не соответствовал конец. Иудейские раввины не могли снести равнодушно, видя, что бедные пришельцы сделались предметом уважения для всего города; может быть, соблазняла их и свобода, с которой апостолы, вопреки обыкновению иудеев, обращались с язычниками. Исполнившись зависти и злобы, они, вместо того, чтобы примером своим располагать других в пользу нового учения, начали противоречить проповедникам и злословить. «Вам, — отвечал при сем случае Павел со всей важностью божественного посланника, — Вам во-первых надлежало быть проповедану слову Божию; но как вы отвергаете оное и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то мы теперь обращаемся к язычникам, ибо так нам повелел Господь». Слова сии тем более расположили в пользу евангелия язычников, кои никогда не замечали подобного беспристрастия в иудейских раввинах; ибо последние всегда полагали великое различие между иудеем и эллином. Но тем более возрастала и ненависть иудеев. Не имея возможности действовать против апостолов собственными силами, они возбудили против них некоторых женщин, славившихся набожностью и знаменитостью рода (любимое орудие фанатизма!) Влияние последних на городских правителей сделало то, что Павел и его спутники, отрясши прах от ног своих, оставили Антиохию (Деян. 13, 44-52). Ситих 16-41
О речах св. Ап. Павла вообще и о речи в Антиохии Писидийской в частности (XIII, 16-41)
В. Певницкого.
Касательно достоинства и внешних принадлежностей публичного слова апостола Павла, как общественного учителя, существовали и заявлялись в разные времена неодинаковые представления. Многими поддерживалось в этом отношении мнение, неблагоприятное для ораторской славы апостола, — будто речь его была слишком проста и безыскусственна, будто слово его не имело в себе ничего внушительного, что язык его полон солецизмов, варваризмов и странных оборотов и что, вообще, он не владел тем, что может сделать из человека сильного и влиятельного оратора. Поводом к этому мнению могли служить собственные признания апостола Павла. В послании к Коринфянам он не раз с настойчивостью выставляет то, что проповедь его чужда премудрости слова. «Христос послал меня, — говорит он, — не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова,
чтобы не упразднить креста Христова (1 Кор. 1, 17). Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу безумием проповеди спасти верующих (1, 21)… Когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие, не в превосходстве слова или премудрости. Ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого. И был я у вас в немощи, и в страхе, и в великом трепете. И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой премудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией (II, 1-5). Мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога, что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святого (II, 12, 13)». В другом послании к тем же Коринфянам апостол Павел напоминает толки, какие ходили о нем тогда между коринфянами: сравнивали энергический язык его посланий с устным его словом и находили между тем и другим большую разницу. «Некто говорит, — пишет апостол Павел, — в посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна» (2 Кор. X, 10). И апостол как бы утверждает силу таких толков, говоря: «Я Павел, который лично между вами скромен, а заочно против вас отважен, убеждаю вас кротостию и снисхождением Христовым, (2 Кор. X, 1)… О, если бы вы несколько были снисходительны к моему неразумению (XI, I)… Хотя я и невежда в слове, но не в познании. Впрочем, мы во всем совершенно известны вам (XI, 6). Если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощию моею» (XI, 30).