Сборник статей, воспоминаний, писем

   Позже, когда я молодым артистом приезжал в Москву, я всегда стремился смотреть спектакли любимого мной Художественного театра. Я уже сознательно вглядывался в творчество Качалова, пытаясь постичь приемы его актерского мастерства и сценическую технику. Навсегда останутся в памяти впечатления от исполнения Качаловым Ивара Карено в пьесе "У врат царства", Вершинина в "Бронепоезде" Вс. Иванова и, наконец, Чацкого в последней постановке "Горя от ума" на сцене Художественного театра.

   Изредка, когда я встречал Василия Ивановича на улицах, издалека узнавая его величественную фигуру с благородной и. я бы сказал, торжественной осанкой, со скульптурно красивой головой, в широкополой шляпе и с тростью в руке, я всегда испытывал огромное счастье -- приветствовать любимого артиста.

   В более поздний период я встречался с Василием Ивановичем на концертах, торжественных собраниях и в общественной работе.

   Меня всегда покоряло, что и в личной, и в театральной, и в общественной жизни Василий Иванович неизменно оставался большим, задушевным человеком, встречи с которым создавали светлое, жизнерадостное настроение.

   Мне кажется, что основным двигателем в жизни Качалова было стремление утверждать добро, прогрессивные мысли и чувства, которые находили самое глубокое выражение в его творчестве.

   Этим, очевидно, и объясняется, почему так дорог был для него Вершинин в "Бронепоезде" Вс. Иванова и почему он стремился к воплощению грибоедовского Чацкого. Мне эта сторона творчества и личности Качалова особенно дорога, так как моя работа над историческими образами великих гуманистов, прогрессивных деятелей нашего народа -- Тимирязева, Горького, Мичурина, Александра Попова -- и в классической литературе -- Дон Кихота (в талантливой пьесе М. Булгакова) приближает меня к основной творческой теме Качалова. Это дает мне право до некоторой степени считать себя учеником Василия Ивановича.

   К великому огорчению, мне не удалось видеть его во всех ролях, с исполнением которых я знакомился по театральной литературе и по рассказам товарищей. Особенно близко я встречался с Василием Ивановичем и, я бы даже сказал, подружился с ним в подмосковном санатории "Барвиха" ранней весной 1947 года. Ежедневные встречи в течение месяца были мне бесконечно дороги.

   Василий Иванович любил свое родное искусство, любил советский театр и так же преданно любил наш народ, которому служил всей своей совестью художника и гражданина.

   Как крупный мастер художественного слова, необычайно популярный и любимый слушателями, он встречался с сотнями тысяч людей, выступая на концертной эстраде, и был действительно непревзойденным художником этого жанра.

   По просьбе отдыхающих нам приходилось устраивать в "Барвихе" так называемые "вечера художественной самодеятельности", в которых Василий Иванович и я принимали неизменное участие. За этот месяц нам пришлось выступить восемь раз в "зале отдыха".

   Василий Иванович неподражаемо проникновенно читал рассказы и отрывки из эпических произведений русских классиков. Взволнованно и необычайно музыкально звучали у него стихи в эти вечера. И, наконец, как талантливый актер, перевоплощаясь в сценический образ, он исполнял монологи из своего актерского репертуара.

   Помню, с каким волнением я выступал на одном из этих вечеров с монологом Ивана Грозного у гроба убитого им царевича Ивана из пьесы Вл. Соловьева "Великий государь". Василий Иванович, как бы в ответ, читал диалог Ивана Грозного и Гарабурды из пьесы "Смерть Иоанна Грозного" А. К. Толстого.

   Я поражался огромной и могущественной силе Василия Ивановича и, несмотря на его возраст и болезнь, жажде творческого труда и общения со зрителем. Иной раз Василий Иванович приглашал меня к себе в комнату, долго со мной беседовал, всячески рекомендовал мне заняться художественным чтением для обогащения своего мастерства и более близкого общения с аудиторией.

   Василий Иванович рекомендовал мне для чтения произведения Максима Горького, Маяковского, и, особенно, шекспировские диалоги, которые он сам так блистательно читал на концертной эстраде. Подробно указывая, как построить в каждом отдельном случае композицию текста, он давал основное художественно-исполнительское решение этих произведений.

   Часто я получал наслаждение, когда он читал только для меня. Его красивый бархатный голос с тысячами тончайших интонаций, оттенков и нюансов до сих пор звучит в моем воображении, когда я открываю в книгах страницы, прочитанные мне в те дни Василием Ивановичем. Передо мной невольно возникает образ великого артиста, благороднейшего из благородных людей, и оживают художественные образы, созданные его талантом.

Е. П. ПЕШКОВА

   Мои впечатления от встреч с Василием Ивановичем Качаловым тесно переплетаются с жизнью Художественного театра.

   В конце августа 1900 года мы с Алексеем Максимовичем и маленьким сыном Максимом возвращались из села Мануйловки на Украине в Нижний. Весну перед тем мы провели в Крыму.

   В памяти ярко стояли спектакли Художественного театра, который приезжал в Ялту показать Антону Павловичу Чехову свои постановки.