IСредь холмов от моря близко —крепость странная на вид,Здесь обитель францисканцевпамять о былом хранит.Их патрон отцом вдруг крестнымгороду чужому стал,Ангел ликом здесь чудеснымс ветвью золотой сиял.Древние гербы, трофеибезвозвратно сметены,Флаг чужой парит здесь, реянад камнями старины.Бреши и рубцы осады,на стенах их много тут,Только на мгновенье взглядылюбопытных привлекут.Нить чудесно-золотуюлишь любовь вплести моглаВ ткань суровую, простую, —та любовь не умерла.Лишь любовь та неизменнооживляет и сейчасЭти сумрачные стены, —слушайте о ней рассказ.IIЗдесь когда-то граф Резанов,русского царя посол,Возле амбразур у пушекважную беседу вел,О политике с властямизавязал он разговор,Обсуждая вместе с нимио Союзе договор.Там с испанским комендантомдочь красавица была,Граф с ней говорил приватнопро сердечные дела.Обсудили все условья,пункт за пунктом, все подряд,И закончилось Любовьюто, что начал Дипломат.Мирный договор удачныйграф с властями завершил,Как и свой любовный брачный,и на север поспешил.Обрученные простилисьна рассвете у скалы,В путь чрез океан пустилисьсмело Русские Орлы.IIIВозле амбразур у пушекожидали, вдаль смотря,Что жених-посол вернетсяк ним с ответом от царя.День за днем дул с моря ветерв амбразуры, в щели скал,День за днем пустынно-светелТихий океан сверкал. Шли недели, и белеладюн песчаных полоса,Шли недели и темнеладаль, одетая в леса.Но дожди вдруг ветер свежийс юго-запада принес,Зацвело все побережье,отгремели громы гроз.Изменяется погода,летом — сушь, дожди — весной.Расцветает все полгода,а полгода — пыль да зной,Только не приходят вести,писем из чужой землиКоменданту и невестене привозят корабли.Иногда она в печалислышала безгласный зов,«Он придет», — цветы шептали,«Никогда», — неслось с холмов.Как живой он к ней являлсяв плеске тихом волн морских.Если ж океан вздымался —исчезал ее жених.И она за ним стремилась,и бледнела смуглость щек,Меж ресниц слеза таилась,а в глазах — немой упрек.И дрожали с укоризнойгубы, лепестков нежней,И морщинкою капризнойхмурился излом бровей.Подле пушек в амбразурахкомендант, суров и строг,Мудростью пословиц старыхДочку утешал как мог.Много их еще от предковон хранил в душе своей,Камни самоцветов редкихнес поток его речей:«Всадника ждать на стоянке, —надо терпеливым быть»,«Обессилевшей служанкетрудно будет масло сбить»,«Тот, кто мед себе сбирает, мух немало привлечет»,«Мельника лишь время смелет»,«Видит в темноте и крот»,«Сын алькальда[*] не боитсянаказанья и суда»,Ведь у графа есть причины,объяснит он сам тогда.И пословицами густопересыпанная речь,Изменив тон, начиналапо-кастильски плавно течь.Снова «Конча», «Кончитита»и «Кончита» без концаСтали звучно повторятьсяв речи ласковой отца.Так с пословицами, с лаской,в ожиданье и тоске,Вспыхнув, теплилась надеждаи мерцала вдалеке.IVЕжегодно кавалькадыпоявлялись с гор вдали,Пастухам они веселье,радость девушкам несли.Наступали дни пирушек,сельских праздничных потех. —Бой быков, стрельба и скачки,шумный карнавал для всех.Тщетно дочке комендантадо полуночи с утраРаспевали серенадыпод гитару тенора.Тщетно удальцы на скачкахею брошенный платок,С седел наклонясь, хваталиу мустангов из-под ног.Тщетно праздничной отрадойяркие плащи цвели,Исчезая с кавалькадойв пыльном облачке вдали.Барабан, шаг часовогослышен с крепостной стены,Комендант и дочка сноваодиноко жить должны.Нерушим круг ежедневныймелких дел, трудов, забот,Праздник с музыкой напевнойтолько раз в году цветет.VСорок лет осаду фортаветер океанский велС тех пор, как на север гордорусский отлетел орел.Сорок лет твердыню фортавремя рушило сильней,Крест Георгия у портаподнял гордо Монтерей.Цитадель вся расцветилась,разукрашен пышно зал,Путешественник известныйсэр Джордж Симпсон там блистал.Много собралось народуна торжественный банкет,Принимал все поздравленьягость, английский баронет.Отзвучали речи, тосты,и застольный шум притих.Кто-то вслух неосторожновспомнил, как пропал жених.Тут воскликнул сэр Джордж Симпсон:«Нет, жених не виноват!Он погиб, погиб беднягасорок лет тому назад.Умер по пути в Россию,в скачке граф упал с конем.А невеста, верно, замужвышла, позабыв о нем.А жива ль она?» Ответанет, толпа вся замерла.Конча, в черное одета,поднялась из-за стола.Лишь под белым капюшономна него глядел в упорЧерным углем пережженнымскорбный и безумный взор.«А жива ль она?» — В молчаньечетко раздались словаКончи в черном одеянье:«Нет, сеньор, она мертва!»