Сборник страшных рассказов. Voice

Я искала в квартире семейные фото. Представляла, что там будет ребёнок, а я вычислю, кто из толпы им мог быть примерно десять лет назад, и буду избегать его. Он меня не приглашал и больше других был вправе выгнать. Но семейное фото не нашла. Только чёрно-белый портрет старика, а перед ним огарок церковной свечи. А вот и хозяин. Новопреставленный, как сказала бы моя набожная мама. От себя добавлю (всё-таки его ковёр ботинками топчу): светлая память.

Музыка резко оборвалась, врубили свет, и какой-то парень в серой футболке запрыгнул на диван и как со сцены начал объяснять правила игры:

– …один становится покойником, ложится на диван, остальные по очереди к нему подходят, отыгрывают скорбь, прощаются. Имён не называем, только «он/она».

Началось. Я отсчитываю шаги до выхода, прикидываю, успею ли я выбежать до того, как меня повяжут. Прогнозы неутешительные, шансов нет. Ловлю себя на этой мысли и тут же осуждаю: мышью хочешь остаться? Остаюсь.

На диван ложится незнакомец с волосами до плеч. Я закусываю губу. Был бы парень из нашей школы, я бы хоть пару светлых слов о нём связала. А этот… Он был верным другом?

Хорошим сыном своему отцу? Не зря землю топтал семнадцать лет?

– … он был последней гнидой, – отзывается голос на моё отчаянье.

Нельзя о «покойниках» плохо. Вглядываюсь – Скиперский.

Он из моей школы.

– … рыбной костью в трахее. Ржавым гвоздём в ноге. Мне жаль, что он не избавил нас от себя раньше. Но у очищения нет дедлайнов. Наконец вся скверность в нём предаётся земле. Хочу забыть его как можно раньше. Не упокойся. Мучайся.

Прощай.

Скиперский играет строго, сдержанно. Без надрыва и провинциальщины он присаживается, берёт в руку воображаемую горсть земли, метит в лицо и швыряет с силой.

Не улавливаю правил игры. Есть ли они? Каждый выход – перформанс? Радоваться, что умер? Достоинства не нужны? Или всё, от формы до содержания, не ограничено? Кладу ладони в карман, чтобы никто не заметил дрожи. Кто-то толкает вперёд.

Не успеваю вынуть руки, сбалансировать и устоять на ногах.

Люди расступаются, я падаю прямо на «покойника», лицом в живот. Поднимаю голову: «мертвец» улыбается, но глаза закрыты. Слышу шепот: «Кто это?», «Ты её знаешь?». Адреналин подхватывает, поднимает голову и вступает за меня.

– Обещал, что умрёшь во вторник, и нате. Сообщение поставил на таймер…

(Мой же голос в голове рецензирует вступление: «Бред, бред, бред, бред…»)

– …Телефон пропиликал в три часа, записка из прошлого:

«Привет! Меня уже нет…», а дальше список дел, не законченных при жизни. В основном долги. Зачем только было стричься перед смертью? Кого на том свете ты хотел охмурять?

Кто-то берёт за левую руку, переворачивает ко всем лицом.

Тридцать пар глаз смотрят на меня. Скиперский начинает:

– Ты кто?

– Я с ним, – тычу я со страху пальцем в «покойника».

А кого ещё подставлять? Я упала на него, он улыбнулся. Ближе него у меня никого здесь нет.

«Мертвец» оживает, садится, щурится от света, как будто правда из чистилища вернулся, смотрит на меня и неожиданно кивает:

– Она со мной. Проверил её – наша. Предлагаю придумать испытание и посвятить.

У них нет главных, решающих, всё на доверии. Если один человек предлагает новичка и ручается за него, остальные одобряют. Но зачем он меня спасает?

Скиперский морщит лоб, но кивает. «Покойник» подходит, кладёт руку на спину и мягким тоном, как будто мы правда пара, предупреждает:

– Тебе нужно будет кое-что сделать. Мы тебя оставим одну, чтобы решить, что именно. Это станет испытанием. Если справишься, будешь принята.

Я киваю еле заметно, свет гаснет, и они выходят. Остаюсь одна, сползаю на пол. Хочется приложить холодный кулёк из морозилки к щекам. Сую руки в карманы, нащупываю правой ключ от дома. Вот бы сейчас в свою комнату, закрыться на замок и остыть.

Через стенку решается моя судьба. Что за испытание? Лечь на проезжую часть и встать только по сигналу? Секундой позже рванёшь, и тебя размажет легковушка. Упражнение на доверие. Слышала, что они такое любят.

Перебираю варианты, сидя на полу. Дверь открывается, появляется полоска света, потом громоздкая фигура. Слишком большой и слишком медленный для ровесника. Слышу тяжелые вздохи. Ковыляет в мою сторону. Садится рядом на диван. Вдыхаю носом исходящий от него кислый запах. Рассматриваю профиль: массивный нос, заросли бороды. Незнакомец поворачивается ко мне. Полоска света из коридора падает ему на лицо. Я вздрагиваю – старик с чёрно-белого фото.

– Посижу с тобой? – спрашивает он хрипло.

Я киваю. Сердце громко стучит. Не хочу, чтобы он услышал и догадался, что мне страшно. Боятся ведь чего-то уродливого, мерзкого, злого. А он только пахнет кисло, в остальном как живой.

– Ничего, что я в обуви? – спохватилась я.

Он ведь хозяин здесь, а я как дикарь.

– Ничего. Переживу, – отмахивается старик и раскатисто хохочет всей грудью.

Он уже всё пережил, даже свою смерть. Понимаю шутку, улыбаюсь. И у мёртвых есть юмор.

– Чего они ушли? – спрашивает он.

– Придумывают мне испытание.

– Зачем?

– Хочу стать одной из них. К ним только так можно попасть.