Сборник "Супербестселлеры Д.Брауна в одном томе". Компиляция

Создавалось впечатление, что в их бездонной глубине горит огонь какого-то таинственного знания. Однако, приблизившись к камерарию, Лэнгдон увидел в его глазах и безмерную усталость. Видимо, за последние пятнадцать дней душе этого человека пришлось страдать больше, чем за всю предшествующую жизнь.

– Меня зовут Карло Вентреска, – сказал он на прекрасном английском языке. – Я – камерарий покойного папы.

Камерарий говорил негромко и без всякого пафоса, а в его произношении лишь с большим трудом можно было уловить легкий итальянский акцент.

– Виттория Ветра, – сказала девушка, протянула руку и добавила: – Благодарим вас за то, что согласились нас принять.

Оливетти недовольно скривился, видя, как камерарий пожимает руку девице в шортах.

– А это – Роберт Лэнгдон. Он преподает историю религии в Гарвардском университете.

– Padre, – сказал Лэнгдон, пытаясь придать благозвучие своему итальянскому языку, а затем, низко склонив голову, протянул руку.

– Нет, нет! – рассмеялся камерарий, предлагая американцу выпрямиться. – Пребывание в кабинете Святого отца меня святым не делает. Я простой священник, оказывавший, в случае необходимости, посильную помощь покойному папе.

Лэнгдон выпрямился.

– Прошу вас, садитесь, – сказал камерарий и сам придвинул три стула к своему столу.

Лэнгдон и Виттория сели, Оливетти остался стоять.

Камерарий занял свое место за столом и, скрестив руки на груди, вопросительно взглянул на визитеров.

– Синьор, – сказал Оливетти, – это я виноват в том, что женщина явилась к вам в подобном наряде...

– Ее одежда меня нисколько не беспокоит, – ответил камерарий устало. – Меня тревожит то, что за полчаса до того, как я должен открыть конклав, мне звонит дежурный телефонист и сообщает, что в вашем кабинете находится женщина, желающая предупредить меня о серьезной угрозе. Служба безопасности не удосужилась мне ничего сообщить, и это действительно меня обеспокоило.

Оливетти вытянулся по стойке «смирно», как солдат на поверке.

Камерарий всем своим видом оказывал на Лэнгдона какое-то гипнотическое воздействие. Этот человек, видимо, обладал незаурядной харизмой и, несмотря на молодость и очевидную усталость, излучал властность.

– Синьор, – сказал Оливетти извиняющимся и в то же время непреклонным тоном, – вам не следует тратить свое время на проблемы безопасности, на вас и без того возложена огромная ответственность.

– Мне прекрасно известно о моей ответственности, и мне известно также, что в качестве direttore intermediario я отвечаю за безопасность и благополучие всех участников конклава. Итак, что же происходит?

– Я держу ситуацию под контролем.

– Видимо, это не совсем так.

– Взгляните, отче, вот на это, – сказал Лэнгдон, достал из кармана помятый факс и вручил листок камерарию.

Коммандер Оливетти предпринял очередную попытку взять дело в свои руки.

– Отче, – сказал он, сделав шаг вперед, – прошу вас, не утруждайте себя мыслями о...

Камерарий, не обращая никакого внимания на Оливетти, взял факс. Бросив взгляд на тело убитого Леонардо Ветра, он судорожно вздохнул и спросил:

– Что это?

– Это – мой отец, – ответила дрожащим голосом Виттория. – Он был священником и в то же время ученым. Его убили прошлой ночью.

На лице камерария появилось выражение неподдельного участия, и он мягко произнес:

– Бедное дитя. Примите мои соболезнования. – Священник осенил себя крестом, с отвращением взглянул на листок и спросил: – Кто мог... и откуда этот ожог на его... – Он умолк, внимательно вглядываясь в изображение.

– Там выжжено слово «Иллюминати», и вам оно, без сомнения, знакомо, – сказал Лэнгдон.

– Я слышал это слово, – с каким-то странным выражением на лице ответил камерарий. – Но...

– Иллюминаты убили Леонардо Ветра, чтобы похитить новый...

– Синьор, – вмешался Оливетти, – но это же полный абсурд. О каком сообществе «Иллюминати» может идти речь?! Братство давно прекратило свое существование, и мы сейчас имеем дело с какой-то весьма сложной фальсификацией.

На камерария слова коммандера, видимо, произвели впечатление. Он надолго задумался, а потом взглянул на Лэнгдона так, что у того невольно захватило дух.

– Мистер Лэнгдон, – наконец сказал священнослужитель, – всю свою жизнь я провел в лоне католической церкви и хорошо знаком как с легендой об иллюминатах, так и с мифами о... клеймении. Однако должен вас предупредить, что я принадлежу современности. У христианства достаточно подлинных недругов, и мы не можем тратить силы на борьбу с восставшими из небытия призраками.

– Символ абсолютно аутентичен! – ответил Лэнгдон, как ему самому показалось, чересчур вызывающе. Он протянул руку и, взяв у камерария факс, развернул его на сто восемьдесят градусов.

Заметив необычайную симметрию, священник замолчал.

– Самые современные компьютеры оказались неспособными создать столь симметричную амбиграмму этого слова, – продолжил Лэнгдон.

Камерарий сложил руки на груди и долго хранил молчание.

– Братство «Иллюминати» мертво, – наконец произнес он. – И это – исторический факт.

– Еще вчера я мог бы полностью с вами согласиться, – сказал Лэнгдон.

– Вчера?