Матвей был совершенно поражен тем, что совсем еще молодой парень ведет себя абсолютно уверенно и спокойно. Его как будто научили не показывать эмоций. Может, и правда научили. Единственный раз, когда Глеб по-настоящему дал волю чувствам, был в коридоре клиники. Матвей тогда считал себя виноватым в чужой беде и не понял, какое чудо случилось у него на глазах. Сейчас Глеб вряд ли полезет порывисто обниматься.
– Сядьте ближе, – Глеб указал пальцем, куда, и шеф обнаружил, что уже сидит там – ноги и руки двигались сами по себе. Сердце стучало ровно, он смотрел на фигуру перед собой и вспоминал кинотеатр. Тогда они оба были одеты.
Драгоценные секунды бежали вперед, Матвей со всей ясностью ощутил, что «двадцать два дня» – это по-настоящему мало. Он сидел, ничего не предпринимая, и ждал, что еще скажет Глеб. Просто не представлял себе, как может быть иначе.
Парень подошел вплотную, сказал одно только слово – «руками» – и положил ладонь на плечо Матвею. Волшебный жест, шеф сразу подумал, что такой жест обязательно нужно включить в пособие по невербальному общению для своих продажников. Но все эти мысли плыли на периферии, а в реальности он выполнял приказ. Руки двигались медленно, а взгляд следил за губами Глеба, ожидая, что будет сказано дальше.
В пресловутых кабинках обычно было очень много слов: женщины вообще любят потрепаться. Матвей выходил оттуда выжатый как лимон, с нехорошим осадком, чувствуя, как шестеренки в голове клинит от только что произошедшего. Глеб, в отличие от этих леди, почти не говорил.
– Выше.
И Матвею все было понятно.
– Сильней.
Он точно знал, что нужно делать, без долгих пояснений и расшаркиваний. В кабинках редко дело доходило до настолько интимных зон, и уж точно ни разу он не видел дам голыми. Одна, правда, стянула с себя кофту, но под ней была еще одна, и это Матвею сильно не понравилось. Словно ему не доверяли. Голое тело Глеба было в этом смысле очень красноречивым. Как и то, что он попросил сделать.
– Ртом.
Матвей покраснел, чувствуя себя барышней из приличной семьи, которой рассказали анекдот про Поручика. Но пока в голове прыгали друг за другом предрассудки, губы сами потянулись вперед. Он с тоской подумал, что и сам давно возбужден неправдоподобно сильно. Губы почувствовали нежную кожу, а язык быстро распробовал незнакомый вкус. Ничего подобного Матвей не делал во всей своей сорокалетней жизни, ни с мужчинами, ни с женщинами. Их с Настенькой интимная жизнь помещалась в одном абзаце, а до Насти дело ограничивалось поцелуями, иногда даже в щеку.
Он осторожничал и пытался сделать все, чтобы чувствительный орган не задели зубы. Открывал рот пошире, подставлял губы, издевался над собственным языком. Глеб молчал, а поднять глаза теперь Матвей ни за что не решился бы. Только не после подобного. Он вообще был твердо уверен, что не сможет смотреть в глаза Глебу никогда в жизни. Возможно, он никому и никогда не сможет больше смотреть в глаза.
– Ложитесь на кровать.
Матвей отстранился, решив, что все-таки напортачил. Лег на кровать и подумал – уйдет. Лежал с закрытыми глазами и ждал щелчка шпингалета. Но вместо щелчка услышал шелест постельного белья, почувствовал движение Глеба и ощутил прикосновение чужих губ. Языка. Пальцев. Матвей лежал, боясь шелохнуться, чтоб ненароком не спугнуть любовника.
Минуты превратились в часы, шефу казалось, что скоро утро, но когда он тайком открыл глаза и посмотрел на циферблат, они показывали, что прошло не больше пятнадцати минут. Даже по самым смелым прикидкам.
Глеб выпустил изо рта трофей, добытый недельной осадой, и, опираясь на левую руку, лег на Матвея. Место губ сменила ладонь, шеф снова закрыл глаза и тихонько застонал.
– Думайте обо мне, – негромко сказал Глеб, поцеловал шею любовника и втянул воздух, оставляя неизбежный засос. – Здесь только я.
Рука Глеба двигалась уверенно, но еще уверенней было его дыхание и взгляд, выхватываемый Матвеем изредка сквозь ресницы. Шеф последовал совету, расслабился, и очень скоро ему стало Хорошо. Вязкая жидкость потекла по животу, но даже это уже не смущало. Глеб лежал еще несколько минут, одной рукой обнимая любовника, а потом резко встал, взял охапку своих вещей и пошел к выходу.
– Спасибо, – сказал он, перед тем как уйти.
Матвею показалось, что это прозвучало как прощание, он рывком сел на кровати, глядя на прикрытую дверь, и пытался убедить себя в паранойе. Хотя чего тут странного? Двадцать один день – три недели. Что они будут делать потом? Любить друг друга вечно, как в сказке? Шеф поморщился, натянул брюки и пошел в душ. Ему было хорошо, но теперь, когда он услышал «спасибо», на смену чистому кайфу пришел дистиллированный страх.
15. ДОЛГО И СЧАСТЛИВО