Награду мне вручают не впервые, и о том, что за ночной бой в Старом Дворце, когда мятежники пытались добраться до императора, мне полагается орден, я знал. Но за своими делами и суетой, про это совсем забыл и, видя перед собой великого герцога, никак не мог подумать, что мой вызов в замок вызван таким приятным поводом. Однако, не смотря на некоторое замешательство и то, что голова была забита совершенно иными мыслями, я все сделал как надо. На автомате, сомкнутым правым кулаком я коснулся груди в области сердца и громко произнес:
— За Анхо и империю!
Ферро Каним, один из заседателей Верховного Имперского Совета лично приколол на мой мундир, усыпанный мелкими бриллиантами орден, прямой белый крест в круге и сказал:
— Служи честно, граф Ройхо. В тревожное время, в какое мы живем, император надеется на твою верность и храбрость подобных тебе людей.
Каним хлопнул меня ладонью по плечу и сделал полоборота влево. На этом награждение можно было считать оконченным и, снова отдав староимперское воинское приветствие, я отошел назад, и присоединился к Вереку. После чего мы повернули к стене, от трона далеко уходить не стали, а затесались в группу придворных, которые расступились передо мной и магом, и я быстро вспомнил все, что знал о врученной мне высокой награде.
Орден Верности является одной из десяти высших наград Империи Оствер. Он не дает никаких благ и привилегий, кроме одной, я могу в любое время дня и ночи потребовать аудиенцию у императора. Хм! Предполагалось, что кавалер этого ордена должен быть готов к тому, чтобы умереть за государя. Но, вот в чем парадокс, среди пяти герцогов, которые некогда шли убивать Квинта Первого, четверо имели точно такой же орден, какой сейчас на моей груди. И лично мне, пока, доступ к телу Марка Четвертого не нужен. А там, кто знает, вдруг и пригодится привилегия. Впрочем, сейчас не об этом. Мысли о награде пришли и ушли, и я прислушался к словам моего сюзерена Гая Куэхо-Кавейр, который дождался пока его отец займет свое место, встал и начал говорить:
— Мои верные вассалы! — ломкий и пока еще неокрепший голос подростка разнесся по залу. — Настала пора тяжелых испытаний! Империя в опасности! Враги нашего государства наступают на нас со всех сторон! Они уничтожают наши святыни, вырезают всех этнических остверов, и подвергают позору наших женщин! Потоки крови льются на землю и ею можно заполнить море. Погибают верные сыны империи. Цветущие хозяйства и богатства нашей родины разграблены. И хотя наше государство имеет силы, дабы отразить врага, мы не можем быть сильными везде. И пользуясь тем, что основные силы имперских вооруженных сил находятся на Мистире, республиканцы рвутся вперед, к самому сердцу нашей любимой родины, Грасс-Анхо.
"А путь к столице лежит через владения твоего батюшки", — отметил я, и к остальным словам Гая особо не прислушивался.
Мне было совершенно ясно, к чему клонит герцог, к тому, что надо отправить на восток новых добровольцев и всех профессиональных наемников, не только по приказу, но и по зову души. И хотя, мне искренне жаль мирных людей, которых республиканцы, в самом деле, вырезают под корень, я понимаю, что моя война будет вестись здесь, на севере. Мои две-три сотни воинов и "шептуны", которые могли бы отправиться на битву с восточными захватчиками, ничего не решат и погоды не сделают. А зимой в наши края придут нанхасы и кровь начнет литься здесь, а затем, по весне нагрянут ваирцы, и Герцогство Куэхо-Кавейр может прекратить свое существование. Так что, патриотизмом меня не возьмешь, и лично я, никуда отправляться не собираюсь. Решение окончательное и обжалованию не подлежит.
Тем временем Гай говорил, говорил и говорил. Речь его была грамотной, явно, ее писал продуманный человек, а юноша хорошо все выучил, и по лицам многих захудалых баронов было заметно, что они готовы хоть сейчас рвануться в бой. И когда герцог завершил свое выступление и объявил, что отправляет часть своих воинов на восток, добрая половина дворян и чиновников кинулась выражать сюзерену свою готовность положить жизнь на алтарь Отечества, или послать на это дело кого-то из своих подчиненных. А я был занят тем, что ухватил за полу мантии Верека, который тоже хотел отправиться на фронт и на его недоуменный взгляд тихо выдохнул:
— Молчи! Потом поговорим!
— Но…
— Заткнись!