— Нет, и ты знаешь почему, Риаль Катур. Пока избранник и мой будущий супруг не достиг определенного порога силы, а это может занять не один год, а то и десятилетие, я не могу его контролировать. Мне нужен человек, который станет моей опорой в жизни и исполнителем воли богини в реальном мире, а не безвольная кукла-марионетка. Значит, я не посмею принуждать его к чему-либо. А сам он, по доброй воле, своих воинов не бросит.
Старик покивал головой, помедлил, и задал новый вопрос:
— Выходит, что теперь ты покинешь наш род, и мы станем врагами?
— Род я покину. Но врагами мы не будем. Мне безразличны остверы и я не стану помогать им, точно так же как и вам. Для меня важен только один человек. Поэтому вместе с его отрядом я уйду в империю, и буду рядом с ним.
— Ты ламия, а остверы ненавидят вас и считают тварями бездны, которые даже хуже чем вампиры, а храмы Кама-Нио, вашей матери, давным-давно стали святилищами заштатной богини Улле Ракойны.
— Ну и что? Богиня, как и ее дочери, многолика, и нам все равно как зовут нашу мать и покровительницу, Кама-Нио или Улле Ракойна. И разве я не могу менять свое обличье? Легко. И это решит проблему.
— А если у этого графа, который тебе приглянулся, уже есть женщина, и он ее любит?
— Она не помеха. Когда придет час, Уркварт станет моим. Пока, он может жить так, как пожелает. Но, в конце концов, все сложится так, как это необходимо мне.
— Ладно, это твои заботы. Ты вольна поступать так, как пожелаешь. Ну, а мы, выходит, должны вернуться назад без победы, и не отомстив?
— Да.
— А если мы ослушаемся тебя?
— Вы только потеряет время, а возможно, что и умрете, уважаемый Риаль. Или ты забыл кто я? Так можно напомнить. Я ламия — потомок и жрица богини, которая дает жизнь всему сущему, ибо она воплощение природных сил. Поэтому я даже не стану с вами биться, и если вы проявите упрямство, нашлю на вас новую бурю. После нее нити ваших жизней оборвутся, и вы все умрете. Ты это понимаешь, и не ослушаешься меня.
— Я могу бросить тебе вызов, — губы шамана крепко сжались, и превратились в еле заметную кривую линию.
— Ха-ха! — засмеялась ведьма. — Вот были бы с тобой рядом лучшие ученики, человек двадцать-тридцать с артефактами, наверняка, ты решил бы со мной побороться. Но их нет, так что поворачивай назад.
Глаза ламии стали подобны двум острым кинжалам, которые проникали своими невидимыми лезвиями в душу шамана. В них была решимость убивать, и в этот момент ведьма больше походила не на прекрасную женщину, а на дикого зверя. На безжалостную хищницу. И машинально, чувствуя угрозу, Риаль Катур потянулся к висящему на груди боевому артефакту. Но в то же самое мгновение, он почувствовал, что его сердце остановилось. Только что оно билось, и вдруг, полная остановка. Миг! Сердечная мышца снова заработала и опять погнала по венам кровь. Это было предупреждение. И понимая, что при повторной угрозе, ведьма просто-напросто убьет его, верховный шаман осторожно опустил правую ладонь обратно на ногу, вновь сосредоточил все свое внимание на Отири, вдохнул и выдохнул, успокоился и спросил:
— Что мне передать Фэрри Ойкерену и не надо ли переслать весточку твоей матери?
— Мать уже обо всем знает. Она одобряет все мои действия, и благословила меня. А вождю скажи, что пусть не повторяет ошибок своего сына, а иначе его ждет та же самая участь — смерть от меча родственника.
— А разве Мак Ойкерен был убит сородичем?
Ламия мотнула головой назад, в сторону выхода:
— Там Вервель Семикар. Спроси его, как и при каких обстоятельствах, погиб Мак, и он тебе все расскажет.
Отири встала, и шаман последовал ее примеру. В шатре сразу же стало тесно, и когда ведьма повернулась к Катуру спиной, он сказал:
— До свидания Отири.
— Прощай шаман. Готовься к переселению в дольний мир. Время твоей смерти приближается, и мы больше никогда не встретимся. А жаль, ты хороший человек и похож на моего отца, твоего старшего брата.
Полог шатра вздрогнул, и ламия исчезла, а шаман поежился, не от холода, а от слов ведьмы, которая сказала их так, словно точно знала, когда и как он умрет. Впрочем, смерти древний старик не боялся, пожил хорошо, есть внуки, правнуки и продолжатели дела, ученики. Однако ему было неприятно, что кто-то знает о нем нечто, чего не знает он сам. Но с этим ничего не поделаешь. И усевшись обратно, шаман послал мысленный зов: "Вервель!"
Семикар появился практически сразу, видимо, охранял покой верховного шамана. И поклонившись, он сходу выпалил:
— Учитель, погода настраивается. Мы продолжаем погоню?
— Нет Вервель. Мы идем к горе Анхат. Между нами и остверами ламия, и ее не одолеть.
— Понял. Мне отдать приказ, чтобы воины седлали оленей?
— Да. Но перед этим ты расскажешь мне, как погиб Мак Ойкерен.