Он ехал окольными улицами, почти тем же маршрутом, что использовал в воскресенье вечером на пути в видео-прокат. Путь через бульвар Робертсона был бы гораздо быстрее, но ему по-прежнему казалось там опаснее, чем на незаметных дорогах, что вились через тихие одноэтажные жилые районы.
Все еще не хотелось встретиться с полной машиной вооруженных до зубов обдолбанных бандитов.
К тому же, он хотел иметь возможность заметить возможную слежку.
В зеркале заднего вида никаких фар не просматривалось. Но вполне возможно, что Распутин мог ехать за ним и с выключенными фарами, так что Нил периодически делал внезапные повороты на перекрестках. Несколько раз даже съезжал на обочину, выключал фары и двигатель и ждал.
Никаких машин - ни вдогонку, ни навстречу.
Наконец, он прибавил скорости на развязке, поднявшись на автомагистраль Санта-Моника, уже почти полностью убедившись, что никто его не преследует. Он проехал на запад всего несколько минут, прежде чем свернул на север по магистрали 405. Движение там было редким, а до ближайшего съезда примерно полчаса, поэтому он сделал глубокий вдох и попытался расслабиться.
Чувствовал себя так, словно ехал в отпуск - но в то же время, будто был беглым преступником на пути к тайному убежищу.
"Возможно, и то и другое верно?" - подумал он.
Двойственное чувство странным образом не вызывало в нем внутреннего конфликта.
Он уже успел заметить такое и в других людях, мысли которых читал с помощью браслета - они все состояли из сплошных противоречий.
"Может, это естественное свойство человеческой психики?" - подумал он.
Или нет.
Нил знал, что у него самого постоянно возникают противоречивые чувства и мысли по поводу почти чего угодно.
По крайней мере, по поводу чего-то важного. Вроде этой поездки.
И того, как он бросил Марту.
Он реально ненавидел себя за то, как оставил ее, не попрощавшись.
С другой стороны, перспектива оказаться столь далеко от нее вселяла определенное чувство свободы.
Он внезапно начал фантазировать об их грядущем воссоединении.
Представил, как входит в ее квартиру через неделю или две. Марта сидит там, одетая в одну футболку и ничего больше - в точности как Карен. Она бросается к нему и заключает в свои объятия.
- О господи, Нил, я за тебя так волновалась!
И он тогда говорит:
- Я тоже по тебе скучал, Марта.
И он запускает руки под свисающий подол ее футболки, и обхватывает ладонями ее ягодицы, и чувствует гладкую теплоту ее кожи.
"Это один из тех мысленных фильмов, - осознал он, - В точности как у Карен, когда она фантазировала о своем любовнике".
Наверное, он всегда видел подобные мысленные картины, просто не осознавал их так отчетливо.
Воображаемые сценки из несуществующих фильмов, разнообразные внутренние диалоги, смутные и бессловесные идеи, что витают в голове, плюс постоянное общее осознание своих физических ощущений и окружающей действительности - все это всегда было частью его жизни, но он никогда не обращал на это специального внимания. Это просто было абстрактной смесью мыслей и чувств, что находятся внутри. Он принимал их как данность, не пытаясь анализировать.
Пока не появился браслет.
Он весьма надеялся, что этот новый уровень осознания ментальных процессов не будет слишком сильно мешать привычным мыслям.
Он сконцентрировался на том месте, где остановился в своей фантазии.
Они с Мартой обнимались, счастливые и обрадованные своим воссоединением, и он просовывал руку куда-то ей под футболку, ощупывая гладкую обнаженную кожу.
Сейчас он снова оказался посреди этой сцены, продолжая вести машину на север через долину Сан Фернандо.
Задняя часть ее футболки медленно задиралась, следуя за его ладонью. Вскоре, ее ягодицы полностью обнажились. Спереди, ткань тоже задралась до талии.
Он погладил другой рукой ее плечи, затем провел ладонью вниз по спине, и вокруг бедра, и еще ниже, добравшись до теплой, влажной расщелины между ее ног. Очень медленно, ввел в нее один палец. Марта тихо ахнула и немного напряглась, как всегда делала в реальности, когда он совершал такой маневр.
"Наверное, ей чертовски приятно, когда ее вот так там трогают. Могу только вообразить..." - подумал он.
"Ни за что! - сказал он себе, - Как я ей потом в глаза буду смотреть, если тайком покопаюсь в ее мыслях и чувствах?
И к тому же, это физически невозможно, даже если бы я захотел. Если я буду в ее теле, то не смогу одновременно прикасаться к ней."
Но мысль не отпускала. Наверняка, если поразмыслить, можно придумать способ...
Даже оставив за скобками все прочие аргументы, Нил понимал, что может узнать то, чего знать совершенно не хотел бы. Элиза предельно четко предупреждала об этом: никогда не вселяться в тела своих родственников, близких друзей и любимых.