Сборник забытой фантастики №1

Сейчас я не могу вспомнить ни имен, ни адресов членов экипажа, если вообще когда-либо знал их, потому что большинство из них были покинутыми людьми, и на борту их знали только по имени или прозвищам. Шкипером был Джордж Рэнкин из Нью-Лондона, штат Коннектикут. Вторым помощником был Джейкоб Мартен из Ноанка, штат Коннектикут. Бондарем был Николас Честер из Мистика, штат Коннектикут, а плотником — огромный, костлявый скандинав по имени Олаф Джонсон. Но имена не имеют большого значения, так как я не сомневаюсь, что даже по прошествии шести лет владельцы барка или Нью-Бедфордские судовые списки 1917 года могут предоставить имена всех матросов, за исключением португальцев, и я упоминаю их только для того, чтобы доказать правдивость моего рассказа и побудить того, кто его найдет, рассказать о судьбе барка и его команды[1].

Наше путешествие, как только покинули Фуншал, было приятным, и при благоприятных ветрах и хорошей погоде мы быстро шли до юга Тристан-да-Кунья, когда мы столкнулись с ухудшением погоды с северо-восточным штормом, который заставил нас убрать паруса до почти голых мачт. Даже тогда старый барк так сильно раскачивался из-за высоких неравномерных волн, что мы, наконец, были вынуждены подняться и вылить перед носом жир. Это облегчило ход корабля, но нас сильно сносило в сторону, и когда на пятый день нам удалось определить координаты, мы оказались далеко от нашего курса — около 45 ° южной широты и 11 ° западной долготы. Точных цифр не помню.

Едва мы подняли паруса и взяли курс, как с северо-запада на нас обрушился еще один, еще более сильный шторм, и под голыми мачтами мы неслись, гонимые им, в течение шестидесяти часов, когда с помощью каторжного труда нам удалось установить лоскут паруса и направить барк.

Час за часом шторм завывал в снастях, а мы с ноющими спинами и натруженными руками день и ночь трудились у насосов.

Постепенно ветер стих, и за ним последовал сильный холод, с мрачным, свинцовым небом и редкими шквалами снега, в то время как между этими порывами ветер стих, и мы беспомощно дрейфовали по воле сильных и неизвестных течений региона. В течение пяти долгих, утомительных дней мы дрейфовали, небо становилось все более и более угрюмым, и без проблеска солнечного света, чтобы мы могли выполнить наблюдение и определить местонахождение.

На шестой день с запада накатил длинный тяжелый маслянистый вал, который говорил о предстоящем ветре, и паруса были плотно зарифлены, готовые к ожидаемому удару. Наконец на горизонте мы увидели белую полосу, поблескивающую в чернильной мгле, и едва мы ухватились за поручни и снасти, как на нас обрушился ураган, слепящий и мокрый снег. Барк накренился так, что стало казаться, что реи корабля цепляются за высоченные волны, которые проносились мимо его фальшборта. Затем постепенно судно выпрямилось и, несясь впереди ветра, прорвалось сквозь огромные волны в сумасшедшей гонке. В течение десяти часов шторм визжал и выл с неослабевающей яростью, и все усилия направить корабль по ветру были бесполезны. Кроме того, град и снег были такими плотными, что мы могли видеть только на кабельтов от корабля, в то время как такелаж и рангоут были облеплены тоннами льда, а обращаться с канатами было все равно что тащить стальные прутья. И вдруг откуда-то сверху донесся пронзительный крик: «Айсберг впереди! Лево руля! Ради бога, круче влево!»

Подскочив к штурвалу, я навалился на него всем своим весом, но даже с двумя людьми, которые уже были там, мы не смогли повернуть корабль и на полрумба и через секунду со скрежетом врезались в айсберг.

Сотрясение было так велико, что все матросы повалились на палубу, и с оглушительным ревом фок- и грот-мачты полетели за борт, увлекая за собой левый фальшборт и проделывая зияющую дыру в борту барка, когда зазубренные обломки накренились на следующей волне.

Мгновенно все пришло в замешательство. Португальцы бросились к лодкам, но обнаружили, что все, кроме двух, застряли, и попытались перерезать шпангоут. К счастью, канаты так обледенели, что некоторое время они не могли спустить шлюпки, и за этот короткий промежуток времени капитан и я, вместе с другими офицерами, сумели согнать обезумевших парней с лодок и восстановить какой-то порядок.

Провизия и вода были брошены в лодки, но корабль оседала так быстро, что капитан Рэнкин решил, что ждать дольше — верная смерть. Соответственно шлюпки были немедленно спущены на воду, но, глядя на огромные волны и чувствуя на себе ледяной ветер, я повернул назад и предпочел рискнуть пойти ко дну вместе с кораблем, чем добавить свой вес к перегруженным шлюпкам, которые, как я рассудил, едва ли проживут час в ужасающей морской стихии и таком сильном ветре.