Сборник забытой фантастики №2

Когда я шел к своей квартире, мой разум, конечно, был полон мыслей об удивительном открытии моего друга. И, среди прочего, мне пришло в голову, как довольно любопытный и забавный факт, что доктор Унсинн, который с таким энтузиазмом рассуждал о материальных возможностях невидимости, когда мы впервые обсуждали этот вопрос, теперь гораздо больше заинтересован в доказательстве своих научных теорий, чем в получении выгоды от своего открытия. Это было типично для человека, и, я полагаю, для большинства ученых. Но более тревожной мыслью было то, что мой друг был прискорбно рассеян, что также является общей чертой ученых, особенно когда занят каким-то экспериментом, и, будучи сам по себе честным и откровенным, он был слишком склонен предполагать, что его собратья были такими же. В этом крылась, как я боялся, очень серьезная опасность. Я вспомнил случаи в прошлом, когда, внезапно отвлекшись на какую-то новую идею, он полностью забывал формулы или вычисления, которые позволили ему добиться успеха в каком-то эксперименте, и никогда не мог повторить результаты. Не мог ли он, пытаясь усовершенствовать какую-то особенность своего собственного открытия, забыть какую-нибудь важную деталь и обнаружить, что он больше не в состоянии вернуть себе видимую форму? На самом деле именно этот довод заставил меня отказаться от тестирования его устройства на себе. Я прекрасно представлял себе, где было бы интереснее и выгоднее временно стать невидимым, но у меня не было желания остаться в таком состоянии навсегда, и любой сбой устройства Лемюэля, любой просчет, любой несчастный случай или любая внезапная болезнь с его стороны могли навсегда лишить меня возможности вернуться к моей видимой форме. Риск, конечно, мог быть небольшим, но он был слишком серьезен, чтобы я мог на него пойти. И, наконец, был шанс, что доктор Унсинн может в своем рвении и энтузиазме раскрыть его секрет. Несомненно, он хотел бы объявить о своем открытии своим коллегам-ученым и если бы он это сделал, кто-нибудь обнародовал бы этот факт, и тогда, как я сказал Лемюэлю, Небеса да помогут человечеству. У меня закружилась голова, и я буквально задрожал при мысли о том, что произойдет, если тайна моего друга попадет в руки беспринципных людей. Закон, общество, правительства были бы бессильны. Обладая способностью становиться невидимым, любой проходимец мог бросить вызов миру. Они могли грабить банки, государственные казначейства, монетные дворы и все другие источники скопленных миллионов, невидимые, не знающие препятствий и не оставляющие следов своей личности. Убийство, грабеж, изнасилование, любые преступления можно будет совершать, не опасаясь разоблачения или наказания. Даже если его застали врасплох и бросили в тюрьму, невидимый человек мог выйти незамеченным. Никакие стены не смогли бы удержать его, никакой суд не осудил бы его, никакое наказание не постигло бы его. И даже если бы секрет был известен всем, это не имело бы большого значения, если только, как думал Лемюэль, сам невидимый человек не мог видеть других, находясь под воздействием аппарата. В следующее мгновение я рассмеялся так громко, что прохожие обернулись и уставились на меня. Каким же я был дураком! Как нелепо мое беспокойство о такой вероятности! Я забыл о чудесных очках! Тайна моего друга может стать достоянием общественности и все же быть безвредной, даже в руках самых отчаянных преступников. Так же, как есть противоядие от любого яда, волшебные очки Лемюэля защитят мир от любого зла, которое может возникнуть в результате его открытия. Более того, существует шанс, что он не сможет найти способ сделать невидимой неорганическую материю, и если это так, его изобретение не будет иметь большой ценности ни для честных, ни для нечестных людей. Подумав о странных ситуациях, которые могут возникнуть, я усмехнулся. Я мог представить себе стрелка, сам невидимый, удерживающего какого-то гражданина, и я мог представить изумленное выражение лица жертвы, когда он увидел револьвер, висящий в воздухе и направленный на него, и услышал бестелесный голос, приказывающий его поднять руки. И было забавно представлять себе автомобили, с виду пустые, прокладывающие себе путь в потоке машин, останавливающиеся и трогающиеся с места по сигналам видимого свистка, который подает невидимый дорожный инспектор. Да, воображение может разгуляться, и ничто из воображаемого не сможет сравниться с реальностью, если изобретение моего друга войдет во всеобщее употребление. И, без сомнения, я сильно переоценил опасности и нежелательные особенности открытия. По всей вероятности, это изобретение, как только о нем станет известно, вызовет не больше восторга или удивления, чем последовало за изобретением телефона, радио или любой другой эпохальной вещи. Люди восприняли бы это как нечто само собой разумеющееся, и от этого не было бы большего вреда, чем от открытия парового двигателя, электричества или любого другого революционного изобретения, все из которых рассматривались как враждебные миру и человечеству, когда о них было впервые объявлено.