Сборник забытой фантастики 7. Субспутник

Все, касающееся ее обучения, было оставлено на его усмотрение. Таким образом, с того дня любопытный зритель с самолета мог видеть, как старик, сидящий на лужайке, показывает золотоволосому ребенку картинки из очень старых книг и что-то рассказывает. Затем ребенок делал то, чего не делал ни один ребенок в течение ста лет – прыгал с мячом, прыгал через скакалку, танцевал народные танцы и перепрыгивал через бамбуковую палку, поддерживаемую двумя вертикальными перекладинами. Долгие часы были потрачены на чтение, и всегда старик начинал со слов:

– Это о том, что было давно.

Иногда в ее честь устраивали вечеринки, и другие маленькие дочери соседей- богачей приходили и проводили с ней время. Они были вежливы, как и Маргаретта Хейслер, но вечеринки выходили скомканными. Гостьи не могли передвигаться иначе, как на своих автомобилях, и они смотрели на свою хозяйку с любопытством и презрением. У них не было ничего общего с "любопытным бегающим ребенком", и эти вечеринки всегда оставляли Маргаретту в слезах.

– Почему я не могу быть такой, как другие девочки? – спрашивала она своего отца. – Теперь так будет всегда? Ты знаешь, что девушки смеются надо мной, потому что я хожу?

Хейслер был хорошим отцом. Он придерживался своей клятвы посвящать один час в день своей дочери и в течение этого времени делился своим опытом с охотой и всерьез также, как в другое время занимался своим бизнесом. Часто он разговаривал с Маргареттой так, как будто она была ему ровней, взрослым человеком с соответствующим умственным развитием.

– У тебя есть своя индивидуальность, – говорил он ей. – Сам факт того, что ты отличаешься от других людей, не обязательно означает, что они правы, а ты ошибаешься. Возможно, обе стороны правы – по крайней мере, вы все следуете своим естественным склонностям. Ты отличаешься по устремлениям и телосложению от остальных, но, возможно, ты более нормальна, чем мы. Профессор показывал нам фотографии древних народов, и у всех у них были такие же развитые ноги, как у тебя. Как я могу определить, деградировал человек или улучшился с тех времен. Иногда, когда я вижу, как ты бегаешь и прыгаешь, я завидую тебе, я и все мы привязаны к земле – зависим от машин каждую минуту нашей повседневной жизни. Ты же можешь идти, куда тебе заблагорассудится. Ты можешь это сделать, и все, что тебе нужно, это еда и сон. В некотором смысле это преимущество. С другой стороны, профессор говорит мне, что ты можете передвигаться лишь со скоростью около четырех миль в час, в то время как я могу ехать более ста.

– Но почему я должна хотеть передвигаться так быстро, когда я никуда не хочу спешить?

– Это просто поразительная вещь. Почему ты не хочешь спешить? Кажется, что не только твое тело, но и твой разум, твоя личность, твои желания старомодны, отстали сотни лет. Я стараюсь быть здесь, в доме или в саду, каждый день, хотя бы час, с тобой, но в другие часы бодрствования я хочу куда-нибудь ехать. Ты же делаешь очень странные вещи. Профессор рассказывает мне обо всем этом. Например, твой лук и стрелы. Я купил тебе самое лучшее огнестрельное оружие, и ты никогда им не воспользовалась, но ты получаешь лук и стрелы из какого-то музея и преуспеваешь в убийстве утки, и профессор сказал, что ты развела костер из дерева, поджарил её и съела. Ты даже заставила его съесть немного.

– Но это было вкусно, отец, намного лучше, чем синтетическая пища. Даже профессор сказал, что это заставило его чувствовать себя моложе.

Хейслер рассмеялся:

– Ты дикарка. Не более чем дикарка.

– Но я умею читать и писать!

– Я признаю это. Что ж, продолжай и наслаждайся. Я лишь хотел бы найти другого дикаря, с которым ты мог бы поиграть, но больше их нет.

– Ты уверен?

– Настолько, насколько это возможно. На самом деле, в течение последних пяти лет мои агенты прочесывали весь цивилизованный мир в поисках колонии пешеходов. Есть несколько в Сибири и на плато Тартар, но они невозможные люди. Я бы предпочел, чтобы ты общалась с обезьянами.

– Я мечтаю об одном, отец, – застенчиво прошептала девочка. – Найти хорошего мальчика, и он мог делать тоже, что и я. Мечты ведь когда-нибудь сбываются?

Хейслер улыбнулся.

– Я верю, что это так и будет, а теперь я должен спешить обратно в Нью-Йорк. Могу я что-нибудь для тебя сделать?

– Да, найдите кого-нибудь, кто научит меня делать свечи.

– Свечи? А что это?

Она побежала, принесла старую книгу и прочитала ему. Она называлась "Нежный пират", и герой всегда читал ее в постели при свете свечи.

– Я понимаю, – наконец сказал он, закрывая книгу. – Теперь я вспоминаю, что однажды читал о том, что в католических церквях есть нечто похожее. Итак, ты хочешь сделать их? Обратитесь к профессору и закажите то, что вам понадобиться для этого. Горящие свечи – они были бы удобны ночью, если вдруг отключится электричество, но этого никогда не происходило.

– Но я не хочу электричества. Я хочу свечи и спички, чтобы зажечь их.

– Спички?

– О, отец! В некотором смысле ты невежественен. Я знаю много слов, которых ты не знаешь, несмотря на то, что ты такой богатый.